УРОВНЕВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

(критика концепции целостности И.З. Цехмистро)

назад в оглавление вперед

Глава 3. Реляционный холизм как основа интерпретации квантовой механики

В начале этой главы И.З. Цехмистро описывает психологическую ситуацию, возникшую в физике после появлении квантовой механики, и определяет ее, как уникальную. А именно, что значительное число выдающихся физиков и творцов квантовой механики не смогло принять на мировоззренческом уровне те результаты, которые подтверждены опытом. Континуалистские представления о мире, как независимо существующем от наблюдателя, были наглядно опровергнуты, и это требовало своего осмысления. Однако и сегодня единой удовлетворяющей всех интерпретации не предложено и главная ошибка, по мнению автора, заключается в том, «что решение проблемы интерпретации квантовой механики лежит не там, где его ищут, что необходимо коренное изменение нашего взгляда на природу в целом» (147).

Важнейшими трудностями на этом пути являются квантовые парадоксы: вероятностная природа пси-функции, редукция волновой функции и несиловая корреляция частиц.

Уровневая философия подтверждает невозможность построения удовлетворительного образа Мира в рамках традиционных понятийных представлений. Мы также согласны с И.З. Цехмистро, что «решение проблемы интерпретации квантовой механики лежит не там, где его ищут, что необходимо коренное изменение нашего взгляда на природу», но, в отличие от него, не вводим, даже с заднего входа, Разум в природу, а подвергаем трезвому анализу традиционные понятийные представления.

"1. Релятивизация понятия множества"

"а) Релятивизация понятий как источник развития познания"

Ограничимся одной цитатой: «Уникальность трудностей в основаниях квантовой механики состоит в том, что в ней речь идет о релятивизации не просто таких достаточно широких, но все же частных понятий, как определенное направление в пространстве, выделенная точка («центр мира»), одновременность, пространство, время, метрика… В ней речь идет теперь о деабсолютизации и релятивизации исходного по отношению ко всем этим понятиям и предельно общего в естествознании понятия многообразия дискретного или непрерывно, понятия множества элементов или объектов (каков бы ни был их конкретный физический смысл)» (149).

Мы считаем необходимым усилить это утверждение, прежде всего в отношении абсолютизации в физике понятия объекта.

"b) Что может означать отказ от универсальности и абсолютности понятия множества в описании природы?"

В данной части речь собственно идет о попытке методологического обоснования принципа целостности. Понятно, что, сколько ни занимайся заклинаниями на счет целостности и единства, но все равно этот принцип должен быть обрезан прокрустовым ложем рациональных форм описания действительности. Поэтому-то автор и отступает от ранее продекларированной схемы построения теории по принципу поиска свойства более общего, чем «множество», так как, по его мнению, такового не существует (от себя добавим что вообще все свойства по определению есть общие), и предлагает ввести на «паритетных началах ему противоположное понятие, выражающее подлинное отрицание». Но вот оснований для введения такого понятия он не приводит. Хотя они, конечно, есть, и об этом мы говорили, когда описывали методологические причины их наличия и содержательный аспект самой отражаемой закономерности (уровневая концепция). Как уже было отмечено в начале наших комментариев, двойственность понятий, обозначающих действие свойства, и формулируемых на этой основе определений соответствующих законов, вызвана весьма прозаической причиной. Более того, это причина связана с тем самым свойством (полифазной) неизменности модуля плотности, но смысл которого Цехмистро пытается раскрыть через отношение понятий множественного и единого. Конечно, и он эту связь понимает, но не может обобщить данную процедуру до понятного познавательного принципа и придать ей наглядное выражение в виде рациональной схемы. Объяснение двойственности, противоречивости понятий образующих категориальную пару, закон философии, как уже было сказано, сводится к тому, что знание о мире не может быть получено непосредственно, а имеет характер множественного явления, что и вызывает его разложение на признаки, среди которых самым существенным является проявление свойства отличия одного явления от прочих, реализующееся в образах конкретных отношений конкретных объектов.

Вот эти то признаки, выраженные в понятийной форме, и становятся элементами такой категории – в данном случае: единое – множественное. Хотя, с точки зрения соответствия данных понятий тому содержанию, которое они призваны отражать, эти два понятия не справляются с возложенной на низ задачей, и не выражают содержание того свойства, которое автор пытается раскрыть с их помощью.

Есть категория философии, которая имеет собственную историю и собственный статус в философской теории: единичное – общее. Понятие общего более универсальное, чем понятие множества, которое скорее носит междисциплинарный характер. Эти понятия (а в сумме как противоположные и взаимно дополнительные) имеют собственное же и содержание. Оно сводится к тому, что все существующее принимает участие в происходящем, нет закрытых систем, что трактуется предельно широко, как все пространство, где происходят имеющие смысл для нашего мира события. Так вот, ни один объект мира, ни одна вещь не являются отдельными по отношению к миру и не являются слитными со всем остальным, не растворяются в происходящем. Именно, более характерно это выражается определением – принимает участие, взаимодействует, что есть словесная формула философии: единичное – общее. Более того, можно считать данную как и другие категории философской системы категорий лишь различными формами описания действия конкретного физического свойства отвечающего за структурные свойства мира. Эти описания столь же универсальны и приблизительны, как и данное. Можно, конечно, спорить о верности такой трактовки в нашем прочтении диалектики единого и множественного в холистической концепции, но то, что основания для такого подхода существуют – это очевидно.

Объект, будучи единичным образованием, неотделим в полной мере от своих событий, поскольку является их образом и тех, которые происходят с другими объектами и в этом смысле он есть - участник одного событийного поля, вне которого смысл самого понятия вещи или объекта теряет какой бы то ни было смысл. Только такая трактовка имеет смысл в объектной интерпретации полифазной Лоренц-инвариантной среды. Поэтому, при исследовании любой вещи, или, иначе говоря, объекта, мы должны исследовать это его участие, без которого нет его как объекта, и нет мира, как мира объектов.

Более того, единственным базовым понятием, которое является основой уровневой философии, за которым безоговорочно признается право на первичность, значит на истинность, в том числе право на цельность, единичность – это понятие физического события. Все остальное, в том числе и понятие объекта – суть абстракция, возникающая как результат обобщения событийной последовательности, по каким-то сохраняющимся инвариантным признакам, типа масса покоя, заряд и т.д. Ни какой другой физической основы для формирования понятия «вещи или объекта» не существует: они в принципе недоступны к «непосредственному восприятию». Следовательно, фундаментально ни один объект, как событийная последовательность, претендовать на целостность не может уже по определению.

Именно диалектическая легковерность, базирующаяся на не вполне обоснованном доверии к расхожим понятиям и формулам гегелевской диалектики, и делает уязвимыми такие сиюминутные построения, которые на самом деле требуют для своей идентификации в качестве всеобщих законов более фундаментальных оснований.

Нам видится ошибка автора в том, что он традиционно представляет возможным существования более общих свойств по отношению к любым иным, в том числе фундаментальным. Иначе откуда возникло его понятие предфизики? Да и собственно понятие философского познания, которым он, как мы видим, занят, тоже содержит искаженное представление по отношению к реально существующим познавательным процедурам – принципам научного познания как способа изучения свойств реальности и ее закономерностей. Нам представляется, что философия никогда и не имела собственных оснований для формирования мировоззренческих позиций, поскольку единственным фундаментальным основанием может быть только конкретная реальность. Предмет любого исследования является сугубо частнонаучным, но в философии имеется значительная доля междисциплинарных понятий, которые в качестве категорий философии ранее выполняли функцию замещения определений тех свойств реальности, для которых в науке еще не существовало спецдисциплинарных определений. Поэтому, несомненно, обращение только к философским категориям не имеет непосредственно научного смысла, поскольку на данный момент от философии остались только метод, методология научного познания и весьма неглубокая научная база с богатым, но противоречивым опытом обращения с понятиями и категориями. Именно потому решение вопроса о сущности свойства мира быть миром, иметь структуру, связано непосредственно с исследованием фундаментальных свойств физической реальности специализированными научными направлениями, прежде всего физикой. Именно мировоззренческие интерпретации и выводимые из действий открытых свойств следствия, и составляет сущность философии как теоретического способа их осмысления. Именно по этой причине мы не хотели бы ее называть наукой, хотя, отдавая дань исторической традиции, можно сохранить за этим процессом название философии. В этой связи сущность нашего исследования составляют логическое упорядочение следствий и коррекция общей картины мира на основании их применения по ее проверке.

С нашей точки зрения все свойства равны по определению в своем статусе «всеобщих свойств», и их множественность является отражением множественности изначальных свойств среды, проявляющихся через события или их последовательности. Значит, нет и необходимости искать главное (субстанциальное) свойство, ибо его нет в природе, и по этой причине нет никаких оснований выводить свойства как следствия наличия главного или определять их друг через друга, или как еще говорят, через их диалектическую связь. Но это накладывает и особую ответственность при определении любого свойства, так как его описание надо всегда давать с учетом явления сущности, а не ссылаться на содержание других, якобы всеобщих, но в реальности, скорее просто более абстрактных свойств и их определений.

Причины иерархической аксиоматической по форме, научной, организации философских теорий находятся еще и в области традиционно религиозной формы постановки и решения вопроса о причинах существования, основанности мира. Данная традиция требует получения ответа на вопрос: что есть первопричина всего, что есть так называемая сущность, наличие которой обеспечивает возможность мира существовать в качестве мира. Религиозная сторона ответа сводится к выбору того или иного представителя, кандидата на эту роль (начиная с теологических понятий, и кончая вещественными сущностями, как земля, вода и т.п.). Тогда, как в нашем понимании, где между категориями нет такой связи по близости к субстанции, определением будет не выбор более общего свойства на роль главной единой сущности, а поиск конкретного свойства, отвечающего за возможность мира явить себя, что мы и стараемся продемонстрировать, предлагая образ уровневой организации мира.

Здесь есть несколько заблуждений в самих постановках вопросов. Сама постановка вопроса о первопричине всего по умолчанию предполагает наличие такой первопричины, что означает наличия беспричинного следствия, беспричинность самой первопричины, что есть автоматическое дезавуирование утверждения о каких-либо закономерностях вообще. Не менее парадоксально воззрение на разделение понятий существования мира и явления его. Не существует не являемый мир, как не является не существующий мир. Даже о множественности уровней заключение делается не по каким-то абстрактно-философским мотивам, а по вполне регистрируемым особенностям явлений.

С этой точки зрения выбор понятий единое и целое не является удачным и, прежде всего, не первоосновным по многим соображениям, которые были высказаны здесь и несколько ранее. На реальный же фундамент определения автор не вышел, что и доказывают его последующие рассуждения.

Возьмем хотя бы его определение целого. «Мы поэтому определим единое как то, что ими никогда не имеется ввиду: единое как не-многое, единое как одно или целое, полное исключение и отрицание всякой множественности, всякой возможности исчерпывающего разложения исследуемой системы на множества каких-либо элементов» (150). Однако, тут же возникают сложности с иллюстрацией этого свойства. То есть, автор признается, как бы тем самым, что не может применить его для формулирования следствий в виде прогнозов относительно состояния объектов и процессов, то есть мы имеем определение без права применения, определение без подтверждения, определение некоего фантома. А именно это указывает на его и смысловые недостатки, которые не позволяют сделать его наглядным, что связано с неадекватным раскрытием, описанием им сущности действия данного свойства. Ведь было бы удивительным, если бы это фундаментальное свойство проявлялось только в теоретической схеме, но не проявлялось бы в поведении конкретных объектов, особенно, учитывая тот факт, что наука – упорядоченный набор утверждений о действительности. Но именно на конкретных примерах автор и отказывается показать его применимость, как можно, например, показать применимость законов Ньютона: «… оно постижимо не чувственным, а умственным путем на основании умозаключения, а не непосредственного эмпирического свидетельства, которое здесь невозможно» (151).

Но именно действие, проявление этого свойства, как раз и пытается продемонстрировать он на протяжении всей книги, правда без видимого успеха.

Здесь явное противоречие, которое легко объясняется тем, что на самом деле сущностная черта проявления данного свойства и его формальная оболочка не вполне адекватны как реальности и не выполняют возложенные на них задачи.

Более того, нет ничего в том, что мы не можем постичь свойство эмпирически, так как процедура определения подразумевает теоретический уровень обобщения. Мы постигаем его действие в данном случае посредством дальнейшего суммарного анализа наших образов, отражающих, обобщающих, аккумулирующих конкретные его проявления. Именно различные и сугубо индивидуальные признаки и формируют, в конце концов, в нашем сознании образ, отражающий его существенные черты, как смысловые и языковые формулы. Поэтому автор лукавит, что представить следствия невозможно, что невозможно увидеть его проявления воочию. То есть познать непосредственно конечно нельзя, но, познав опосредовано, можно различить то, что сразу нам в качестве знания не дается. Поэтому легко можно вооруженным взглядом увидеть действие этого свойства (как и любого свойства). Но вот обладая только определением фантома – это сделать действительно весьма проблематично.

"с) Постоянна Планка и соотношение неопределенностей Гейзенберга как конкретные формы физически содержательного отказа от абсолютности понятия множества в описании природы"

Само название как раз и говорит, что такие следствия как бы существуют, но, насколько они адекватны, мы и посмотрим.

Цехмистро считает, что введение постоянной Планка и соотношения неопределенностей, принимаемых на веру, без осознания оснований, является серьезным недостатком, который не ликвидирован и по сей день. Мягко говоря, за этими понятиями стоит далеко не пустая фактическая база. Другой вопрос, что отсутствие понимания, точнее – общеприемлемого мировоззренческого истолкования, приводит к тому, что парадоксы квантовой механики до сих пор считаются «непостижимыми». По его мнению: «То обстоятельство, что в общепринятом изложении оснований квантовой механики гипотеза Планка о существовании h и соотношении неопределенностей Гейзенберга принимаются в качестве исходных постулатов или фактов, на которых строится квантовая механика, без достаточного осознания оснований этих фактов и в особенности их эпистемологического смысла, безусловно, является серьезным недостатком, ответственным за «непостижимость» многих естественных следствий принятия этих фактов таких как: вероятностная природа ψ-функции, редукция волновой функции, несиловая корреляция систем, описываемых единой ψ-функцией и т.п. Естественно, что преодолеть этот недостаток можно лишь путем устранения всякой «загадочности» с константы h и влекомых ею соотношений неопределенностей» (152-153).

Как видно из приведенной цитаты, Цехмистро выделяет два аспекта этой проблемы: онтологический или физический смысл константы h и эпистемологический смысл квантовых парадоксов. Попробуем начать с первого пункта. Посмотрим сначала, что имеет ввиду автор под понятием константы h.

«Важно, однако, понять константу h как естественное ограничение всякой возможности абсолютно множественного истолкования состояний физических систем не только в обычном физическом пространстве, но и в «пространствах» любых других физических величин, которые могут быть представлены в качестве сомножителей, входящих в размерность действия» (153). На основании этого он в конце главы делает следующий не совсем логичный, но абсолютно согласующийся с основной аксиомой его теории о мире как неделимой единице вывод: «Неизбежным логически завершением этого отказа от полной и исчерпывающей разложимости физических состояний на множества элементов должен быть следующий решающий шаг: нужно провести этот отказ вполне последовательно и до конца и признать, что в конечном счете любое физическое состояние и вмести с ним весь мир в целом, …, обладает свойством конечной физической неделимости, по отношению к которому полностью и безоговорочно теряют всякий смысл понятия разложимости на какое-либо множество элементов и сами эти образы множеств и элементов» (155). Однако есть веские сомнения, что данную формулировку можно принять.

Постоянная Планка – константа физических событий и в таком качестве в «вере» не нуждается. Можно отметить, что действие применительно к поведению физических объектов как событийных последовательностей, выделяемых в Лоренц-инвариантной среде пространства событий как раз наглядно можно представить только в пространственно-временном соотношении: «По своему физическому смыслу введение константы h есть не что иное, как введение предела для произвольного уменьшения величины размерности г*см²/сек, которая может быть расписана как произведение энергии на время или импульса на пространственное перемещение и т. п.» (153). То есть мы наглядно-таки видим следствия проявлений принципа, свойства действия, но ни никак не теоретическое осмысление самого понятия действия в его мировоззренческой функции. Все так, только не надо было ставить точку, а поставить запятую и продолжить хотя бы до ранее употребленного самим Цехмистро образа: «действие имеет смысл произведения плотности материи на четырехмерный объем пространства-времени». Тогда «введение константы h есть не что иное, как введение предела для произвольного уменьшения величины размерности г*см²/сек», для «произведения плотности материи на четырехмерный объем пространства-времени», то есть h есть константа 4-плотности среды и говорить, что это – непостижимо как-то странно. Еще более странно было бы ожидать, чтобы в наблюдаемых сечениях, 3-плотностях эта константа не проявлялась.

Трудно совместить невозможность наглядных, то есть по сути множественных, проявлений мира и свойства так называемой целостности, например такого: «… если мы обратимся к возможным физическим опытам по измерению величины заряда, скажем, опытам Милликена, то мы увидим, что в этом случае величина заряда может быть определена на основе измерений пути и времени движения заряженных капель в электростатическом поле определенной напряженности. Ясно, что одновременное точное измерение пути, пройденного заряженной частицей, и напряженности поля вдоль этого пути недостижимо в силу существования все того же кванта действия. Подчеркнем еще раз: существование кванта действия делает невозможным исчерпывающее представление физической реальности как множества точно определимых элементов ни в одном из пространств любого физического опыта» (155). Но, однако, наглядность присутствует.

С этим трудно не согласиться и с точки зрения уровневой концепции в силу именно переосмысления применяемых понятий, таких как, электрон, пространство и т.д., с точки зрения понимания, что это – суть абстракции событийных последовательностей, каждое из которых заведомо обладает параметром кванта действия. Никакой образ не может дать «исчерпывающего описания» оригинала. Но на этом основании не следует отрицать существование объективности самих событий и их последовательностей.

Возвращаясь к определению целого в духе Цехмистро, как понятия конечной объектной неделимости, мы сталкиваемся и с такой важнейшей проблемой, которую не в полнее осознает автор: «Это сразу же дает естественное объяснение объективного онтологического статуса потенциальных возможностей и представляющих их вероятностей в квантовой механике: раз физическая система неразложима на множества каких-либо элементов, то описание ее в терминах элементов и их множеств приобретает неизбежно вероятностный смысл» (155). Несмотря на всю кажущуюся убедительность утверждения для самого автора, мы попробуем с этим не согласиться. Из чего это следует?

Оставим без внимания блуждания в понятиях, типа «неразложимая система». Если физический объект не разложим на элементы, то есть не система – то тогда он есть элемент. Но, главное, – он физический объект, и как реальный физический объект, он должен обладать определенным, конечным и ненулевым набором собственных инвариантов, без всякого вероятностного смысла. Он не может быть объектом частично, с некоторой долей вероятности. Понятие вероятности применимо только к операциям над множеством. Истинно единичный объект имеет вероятность строго 1 – азбука теории вероятности. Вероятностный смысл потому может иметь только система, именно разложимая на множества каких-либо элементов-подсистем, с многофакторными параметрами разложения, то есть заведомо состоящая более чем из двух подсистем. Принцип объектной неделимости по умолчанию предполагает как раз обратное: любую систему потенциально можно разложить до неделимого элемента. С точки зрения теории вероятности это утверждение эквивалентно утверждению: любую систему можно разложить до подсистем, с вероятностью состояния строго 1. Мягко говоря, это не только не соотношение неопределенностей, это даже не авторское «видение», но, это – проблема его идеи.

Если действительно мир не имеет необходимости иных (скажем, множественных) оснований для своего бытия кроме тех, которые заданы квантом действия, то вероятностное распределение одного квантового события не имеет физического смысла. Поэтому вероятностное описание должно относиться к множественности, к множественному миру.

На первый взгляд, логично отождествить эту форму проявления свойств квантовых объектов с отсутствием инструментов большей точности. Так как нет такого инструмента соизмеримого с измеряемым, то его описание может быть только вероятностным, то есть должно опираться на описание косвенных признаков, которые могут быть выражены только в определенной последовательности состояний, а это как раз и есть оценка вероятности события по косвенным признакам. Однако уровневая интерпретация избегает подобных упрощений. Это не инструментальная проблема, тем более не проблема сознания исследователя. Из уровневой философии прямо следует, что на некотором уровне подробностей в полифазной среде становится неразличимы понятия частица-вакуум, поскольку и то, и другое – суть образы самой среды. Это происходит потому, что энергии связи, необходимые для формирования частиц становятся столь большими, значит, столь редкими, что область выделения становится неразличимой на окружающем шумовом фоне побочных, менее энергичных, потому более вероятных реакций. Еще ниже шум забивает все. Вот в таком образе все более глубокое зондирование структуры становится все менее вероятным. Поэтому здесь имеет место прямая зеркальная аналогия со структурным макрообъединением, где шум реликтового излучения делает все менее вероятными возможность образования все более крупных структур. При этом следует помнить и о чисто теоретических пределах наблюдаемости явления:

- для микроуровня – планковские частицы;

- для макроуровня – область «пустого» пространства с размером радиуса кривизны. При этом не плохо было бы еще и понимать, что вероятность теоретически предельных событий строго равна нулю, по сему ни один образ, что элементарной частицы, что космологической ячейки «пустоты», не может быть предельным. К сожалению, до такого понимания еще очень далеко. У нас вакуум до сих пор считается именно «пустотой», а не физическим объектом и в крупномасштабной космологической ячейке видят только крупномасштабное «ничего».

Знаменательно, что существование теоретических пределов гарантирует конечную структурную сложность любой, даже потенциальной физической системы, а так же и любого образа, что, опять же, является утверждением о неправомерности взгляда на Мир, как на систему, неправомерности самой идеи «единого и неделимого».

Вернемся к исходной абстракции уровневой философии: геометрическая точка не имеет ненулевых внутренних инвариантов, потому невозможно по какому-то параметру выделить одну точку среди других. Для исключения влияния системы отсчета на результаты анализа, выделять локальность необходимо по ее внутренним инвариантным параметрам и для достоверного выделения необходимо их взаимное отличие от всего остального. Поэтому может быть выделена только фазовая локальность, имеющая внутренние конечные (измеримые) ненулевые инвариантные параметры. Естественно, что параметры выделенной локальности следственно связаны (предопределены) параметрами среды. Поскольку среда (см. выше) Лоренц-инвариантная, то параметр (плотность) среды для уровня различается только по знаку (положительная или отрицательная плотность), но не по модулю. Поэтому, независимо от конкретного физического события, значение постоянной Планка для всех событий должно быть тождественным, конечным и не нулевым. Такова философия уровня, только следует помнить, что строилась она от обратного – из явления, из свойств событий делались заключения о свойствах сущности, конкретизировался образ среды.

В соответствии с этой интерпретацией сам принцип выделения локальности с точностью до фазовой локальности имеет своим следствием именно строго научное понятие соотношение неопределенностей, что и служит одним из надежных подтверждений правильности философского образа. Поэтому не возникает и противоречий как в системе множеств всех множеств Кантора, поскольку уровневая интерпретация основывается на существовании множества квантов действия, по которым разность свойств событий становится проявлением существования «нижних» уровней плотности среды, где событийные последовательности других уровней не различаются, но оказывают характеристическую дифференциацию доступных к регистрации событий «нашего» уровня именно в силу разных значений параметров модуля плотности среды, то есть квантов действия. И является понятным, почему не различаются структуры нижних уровней. Неразличимость объясняется тем, что трансфинитная множественность нижних уровней (трансфинитная множественность квантов действия) гарантируют с любой, наперед заданной точностью, интегральную стационарность действия (4-плотности) любой «внутренней части» исследуемого события. Другими словами, с любой, наперед заданной точностью, как по суммарному параметру плотности, так и по параметру интегрального знака плотности одна внутренняя область события неотличима от другой и потому выделена может быть только вся фазовая локальность и выделена не по принципу дифференциации по плотности, а по принципу ее уровневого фазового знака. Очень грубым подобием этому может быть утверждение о неразличимости придорожного камня по зарядовому признаку по сравнению с отдельным электроном или протоном в силу интегральной электрической нейтральности первого. При этом сами множества потенциально доступных к регистрации событий «нашего» уровня неизбежно будут иметь те же самые интегральные свойства неразличимости явления по параметру модуля плотности для «верхних» уровней в форме стационарности действия. Мир лоренц-инвариантно (фазово) структурирован по модулю кванта действия, но не по первоэлементу. Тем самым решается и проблема объяснения возможности существования (явления) мира.

Однако есть еще и эпистемологический аспект целостности, это целостность образа квантового объекта. Есть фундаментальный предел точности описания. Для одного события – квант действия. Для последовательности событий – ее конечная длина. Невозможно ни уменьшить квант действия, ни зарегистрировать все бесконечное событийное поле. В силу наличия объективного содержания конкретного взаимодействия прибора и квантового объекта, образ этого взаимодействия хотя и будет являться лишь абстракцией, особой последовательностью состояний отражающей системы, но он будет отражать именно содержание конкретного измерения, конкретной последовательности событий, хотя и вероятностно отображаемой, и потому любое обращение к ранее участвовавшим во взаимодействии объектам будет рассматриваемо через целостность этого образа. Именно это объясняет отдельные парадоксы понимания, которые были названы в начале. Ведь смысл именно «парадоксов» и состоит в различие квантового способа описания (образа) и классического, и попытки их подмены и приводит к парадоксам понимания.

Однако, как мы убедимся далее, автор отождествил целостность образа с целостностью мира как неделимого объекта, из чего делает неправильные выводы о сущности свойств квантовых систем.

назад в оглавление вперед