С.Кравченко, И.Крылов

УРОВНЕВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

(критика концепции целостности И.З. Цехмистро)

назад в оглавление вперед

Глава 6.  Критика холистической концепции сознания И.З. Цехмистро

"b) Идеальное и реальное"

Сразу отметим, что трактовка открытия Ж. Пиаже структурированности и системности сознания не сводится по своему объективному содержанию к буквальному изоморфизму реального и идеального. Реальное и идеальное, как пара понятий отражают процесс соотнесения мыслительных операций с тем образцом, которому они должны соответствовать. Понятие материального не может на наш взгляд адекватно выражать существо тех процессов, которые отождествляются с функционированием структур сознания, так как в данной связке (материальное – идеальное) речь идет о проблеме выбора субстанции, как основы мира, где данные понятия выражают разные полюса этого решения. Понятию же материального соответствует противоположное понятие духовное, как отражение отношения между управляющими и информационными системными свойствами индивидуума, и его физиологическими, телесными потребностями. Далее речь пойдет именно о соотношении реального и идеального, вне того контекста их использования, который отражает иную проблематику.

Цехмистро так определяет содержание понятия идеального: «Это, например, совершаемая лишь в «уме» интеллектуальная умственная операция, чисто «духовная», лишь по форме напоминающая физическое действие и обладающая полной обратимостью, чего никогда не наблюдается в физическом мире» (301).

Следует сразу подчеркнуть, что все, что связано с сознанием, есть заведомо идеальное уже по самому определению понятия сознания, как «способность воспроизведения действительности в мышлении», то есть как совокупность операций над неким структурным образом. Поэтому любая умственная операция, не только «интеллектуальная», есть операция над образом действительности, который есть заведомо «идеал». «Не идеальных» умственных операций не бывает. Но это – половина ответа.

Вторая половина ответа заключена в том, что любой частный образ есть отражение действительности, то есть неизбежно отражает ее реальные характеристики и в этом плане далеко не произволен, «не духовно идеален». Нет чисто «духовных» операций, как нет образа без оригинала. Упоминаемая Цехмистро так называемая «полная обратимость» есть действительно иллюзия, обусловленная неизмеримо большей скоростью обработки образа в силу столь же неизмеримого упрощения действительности в образе. И даже эта «полная обратимость» существует только в голове автора, поскольку он забывает о главном, о том, что сама «интеллектуальная умственная операция» есть чисто физическая событийная последовательность, которую ни отменить, «обратить», ни изменить невозможно.

На деле «полная обратимость» сводится к весьма необратимой операционной множественности над образом. То, что некую «интеллектуальную умственную операцию» автор произвел вначале одним способом, а затем другим, «отменив» для своего сознания первое решение, есть «обратимость» только для сознания. Как событийную последовательность отменить первое решение невозможно. Попробуйте не промыслить только что промысленную мысль, коряво, но только это и есть «полная обратимость», которая в строгом применении означает отмену самого события мышления.

Полная обратимость есть иллюзия, рожденная нашей оправданной практикой многократного использования интеллектуальных образов, которая сама есть процесс, и не может быть никогда повторена, как никогда не может быть повторен ни один мыслительный акт. Более того, любое мышление есть процесс, но не получения какого-то готового инварианта, не имеющего никакой физической природы, и материального или процессуального выражения, а есть процесс получения некоторого результата взаимодействия структур мышления, который или сравнивается с эталоном, хранящимся же в сознании, или непосредственно ему или нескольким образцам сопоставляемый в ходе выполнения умственной операции по композиции образов реальных (физических и психических) объектов, ожидаемый результат взаимодействия которых и требуется получить. Поэтому говорить о полном изоморфизме мыслительных структур нейрофизиологическим структурам, как о научном факте, не раскрывая подлинных механизмов функционирования сознания и мышления преждевременно.

Совершенно недопустимо с нашей точки зрения говорить о возможности «исчерпывающего представления (или моделирования) мыслительных структур определенными нервными механизмами, например, на клеточном, на молекулярном или любом другом уровне» (302) в силу невозможности «исчерпывающего» представления любой материальной структуры. Это очевидное введение в смысл познавательных операций элемента абсолюта, отсутствия необходимости какой бы то ни было предварительной стадии операционного анализа поступающих от внешнего мира сигналов, так как последние каким-то волшебным образом прямо становятся теми структурами, которые представляют мыслительную деятельность. То есть вообще о собственной физиологической сущности мышления в данном случае говорить не приходится.

Автор видимо специально так преподносит идею множественности, структурности, системности мышления, чтобы «обнаружить» и «разоблачить» ее несостоятельность. Но делает он это, абсолютно не стесняясь в выборе приемов, как бы специально предлагая нам в качестве ее содержания изначально абсурдное представление о термодинамической природе (вероятностной, стохастической) мыслительных процессов. Естественно, что ответ уже заранее может быть предопределен, так как знание отождествляется с реальным физическим процессом, который уже поэтому не может быть приравнен к познавательному. Иначе просто придется признать, что каким-то непонятным образом знание (или информация) появляется в этих структурах, и если оно не тождественно результатам их функционирования, то оно видимо присуще им без процесса предварительного опосредования, что ведет к отрицанию самой возможности и необходимости познания.

Именно первую часть этого тезиса и демонстрирует автор, «опровергая» термодинамическую модель информации и сознания: «Естественно возложить ответственность за мыслительную продукцию мозга на некоторые клеточные или атомно-молекулярные механизмы, образованные соответствующими множествами физико-химических частиц и процессов, поскольку очевидно, что в мозгу больше ничего другого нет» (302). Далее он пишет: «Как атомно-молекулярная система мозг подчиняется основным требованиям термодинамики – закону больших чисел, поскольку он состоит из огромного числа частиц, и они, по меньшей мере, принимают участие в тепловом движении» (303). И совершенно чуждыми здравому смыслу и принципу объективности (как соответствия принципов объекту исследования) являются якобы ««правомерные» условия, которым должны подчиняться информационно-мыслительные процессы в мозгу. В основу исследования положены два фундаментальных закона:

- закон энтропии, согласно которому для всех физико-химических систем, образованных множествами любых частиц – молекул, атомов и т.д., энтропия S больше нуля при абсолютной температуре, большей нуля: S>0 при Т>0;

- закон тождества для мышления: А ≡А ( 303).

Мы уже отмечали всю относительность приписывания полной безэнтропийности построениям, силлогизмам и доказательствам теорем. Все системы реальности – открытые системы, а энтропийные закономерности сформулированы для закрытых систем. Эта безэнтропийность подразумевает совершенно иное содержание, чем представления о физической энтропии и ее отсутствии.  Речь в данном случае может идти об определенном внешнем сходстве, образном описании идеальных процессов языком, например, другой научной отрасли познания, которой соответствует своя предметность. Так происходит и с термодинамической моделью объяснения деятельности сознания, которая является по сути лишь попыткой переноса методов одной научной практики на другую область научного познания без достаточных на то оснований. Поэтому и критика такой попытки носит частных характер с заведомо известным результатом.

Можно согласиться, что термодинамические процессы в некотором ограниченном приложении могут быть выявлены в динамике живого, в основе всех происходящих в нем процессов (и таких например как информационных), так как они связны с переносом, сохранением, распределением энергии в системах, то есть с физическими процессами. А системы по определению до некоторого уровня внешнего воздействия могут рассматриваться как целое, то есть как условно закрытые. Нет так же никаких сомнений, что «фундаментальное термодинамическое свойство информации шенноновского типа состоит в том, что решение информационной задачи не является процессом самопроизвольным и необходимым, т.е. идущим с понижением свободной энергии, а наоборот, требует затрат работы. В этом выражается то основное свойство информации, что она невыводима из известных данных как умозаключение. В противном случае она не была бы нужна, так как всегда могла бы быть получена из этих данных» (311).

Однако наделение мышления свойством безэнтропийности есть наделение этим свойством образа процесса, поскольку мышление рассматривается не как реальный физический процесс, событийная последовательность, а именно как «интеллектуальная умственная операция» над образом, что не выглядит убедительным аргументов против термодинамической модели мышления и информации в силу собственной необоснованности этого тезиса, существующего как бы самого по себе, вне зависимости от реального смысла его как определенного психического, а не физического процесса. К физике процесса мышления автор и не пытался подойти.

Наряду со странностью подхода, объясняющего работу информации как только термодинамический энтропийный процесс, не менее странным выглядит и исключение термодинамических процессов из механизмов функционирования мышления (даже хотя бы и только формального). Это более странно, что все системы, если они действительно являются физической основой сознания и мышления, являются открытыми, то есть существует реальная физическая необратимость, которая не может быть изъята ни из одного реального физического процесса, без потери связи между сырьем и продуктом, если только они не есть различные субстанции (как материальное и идеальное). Поэтому утверждение о безэнтропийности мышления и его логических операций (но мышление ведь даже не только логико-алгебраические операции) есть подспудное восстановление дуализма материального и идеального, против чего собственно и выступает изначально сам автор. Тогда как иначе понять его слова, если не в духе традиционного противопоставления двух субстанций, материальной и идеальной: «Между тем для объяснения мышления является недостаточным какое-либо понижение энтропии механизмов, производящих его, ибо мышление требует тождественно-нулевой энтропии для получаемого решения, т.е. полного исключения ее» (323).

Естественно, что такое условие заведомо в физической реальности не может быть достижимо. Разве только целый уровень как бесконечный и вечный в своем пространственно-временном континууме может обладать данным свойством. Но уровень не конкретный объект физической реальности или биофизической структуры мозга. Видимо по этой причине автор задается вопросом, который, по его мнению, обозначает определенный тупик в решении проблемы сущности мышления: «Основным и важнейшим результатом проведенного анализа термодинамических условий процессов мышления является установление своеобразного термодинамического парадокса мышления. Суть его состоит в том, что при столь очевидном и в высшей степени характерном свойстве логической продукции мозга – ее полной безэнтропийности – не существует никакой возможности лишить физического носителя и производителя этой продукции – мозг как физико-химическую систему – молекулярной и системной энтропии. Отсюда и вытекает тот поразительный факт, что всегда и заведомо энтропийная система – мозг – способна производить безэнтропийное явление – мышление. Это разительное несоответствие термодинамических свойств мозга и его продукции и было названо «термодинамическим парадоксом мышления»» (325).

Для нас же этого тупика (парадокса) не существует, так как речь идет о разных проявлениях физической реальности (иной не дано) и операциях над ее образом, чья специфика как раз и требует непредвзятого анализа, вместо поверхностного описания их генетического несоответствия. Мы абсолютно согласны, что открытые системы не могут достичь (в принципе не могут) состояния термодинамического равновесия, уже хотя бы потому, что динамично само состояние равновесия. Но это отнюдь не говорит о том, что они не обладают совершенно другими свойствами, которые можно определить (и которые современная эволюционная теория определяет тоже) как системные. И тем более не стоит путать функционирование мозга, как реальной физической системы с функционированием одной из его программ, с операциями над ее образами. Ни один образ сознания не является физическим, не существует как физический объект (он есть особая биологическая структура, продукт системной организации материи), и к операциям над образами сознания не применимы понятия, относящиеся к физическим свойствам систем, к ним применимы информационные понятия.

Однако именно стремление к объяснению полной обратимости идеальных операций, как эмпирического факта,  и служит преградой отделяющей автора от реальной возможности выхода на решение данных проблем, без привнесения теологического элемента, выражающегося в наличие фактора квантовой целостности как основы сознательных механизмов и сущности механизма сознания.

Все в мире строится на причинности, и информационные процессы, но по нашему мнению, ею не ограничиваются, а имеют различные формы ее проявления на разных уровнях организации объектов в системы. Поэтому опрометчиво сводить информационные процессы только к причинным связям, более того к чисто физической причинности. Именно поэтому Цехмистро не удается обнаружить реальную специфику процессов мышления при осознании его своеобразия. Именно поэтому попытки критики термодинамической концепции информации выглядят, по меньшей мере, наивными. Не раскрыв сущности живого и принципов функционирования сознания и мышления говорить об отсутствие детерминизма в процессах, операциях мышления представляется преждевременным.

Ведь дело не в том, что «истина 2*2=4 не является «причиной» истины 4-2=2», а в том, что процесс мышления - это не взаимодействие цифр по законам логики, а процесс взаимодействия информационных потоков, вызванный «внутримашинной» потребностью в этом процессе и определенной последовательностью, которая выражается в символическом результате. «Взаимодействие» символов – это уже результат, монитор процесса. Именно эту то последовательность (процесс) и предлагает  элиминировать автор, с чем невозможно согласиться. И в этом смысле импликативный способ связи есть лишь лингвистическая уловка, уводящая нас от смысла проблемы, к ее особому авторскому целостному решению. Именно в этом смысл проделанной операции дискредитирования якобы множественной интерпретации деятельности сознания и мышления.

Но не корректными представляются и рассуждения о низшем уровне физической причинности, который противостоит причинности высшей, духовной, когда внутренние принципы и ценности, которые исповедует человек, управляют им в тех ситуациях, когда выполнение долга или следование внутренним убеждениям угрожает его физическому существованию. Вот здесь-то как раз и проявляется  вся неполнота «логического» мышления.

Очень любопытно наблюдать, как Цехмистро борется с собственными чисто редукционистскими представлениями о множественной структуре сознания: «Введем на основе этого предположения обобщенное понятие множества элементов сознания, объемлющих в своем обобщенном виде все: физические частицы любой природы, операции интеллекта, абстрактные символы и наглядные образы, идеи и т.п. Существенным здесь является то, что это множество элементов сознания (что бы они собой не представляли) должно исчерпывать природу и механизмы мышления так, что в мышлении ничего более не остается помимо этой множественности» (329).

 Существенным для данного представления является то, что такой множественности не существует – это трансфинитное множество. Данное представление о такой множественности соответствует чисто редукционистскому механистическому представлению о множественной структуре мира и заведомо, по умолчанию, исключает расширение понятийного поля мыслительного процесса. Здесь абсолютно не учитывается специфика системной организации объектов уровня, зависящей от определенного заданного изначально набора присущих им свойств. Поэтому сваленные как куча запчастей эти элементы сознания выглядят совершенно бессмысленным и неорганизованным набором деталей, или так понимаемой «множественности». Естественно, что такая организация элементов даже теоретически не может рассматриваться как основа мышления и сознания. Вообще это достаточно вульгарное несвязно-«элементаристское» представление о принципе множественности (системности).

Уровневая концепция исходит из первичности событий, формирующих множественную структуру мира. Тогда как Цехмистро как он ни открещивается от этого, рассматривает именно первоэлементную природу множественности, где для любой системы любой сложности есть конечный набор первоэлементов (хотя ему достаточно существования одного). Именно поэтому под элементом у него подразумевается не единичное неперемещаемое событие, а два множества: «само это множество и пустое подмножество». Пустое множество, то есть множество, не состоящее ни из одного элемента, а потому не выделяемое, значит, не существующее. Более того, к любому не пустому множеству и к любому элементу этого множества можно добавлять неограниченное количество пустых множеств. Что это дает и почему в таком случае два множества? С тем же успехом и единственность, как целое, единое, можно считать «множественностью», ведь единый первоэлемент, не будучи выделяем как множество, может, по мнению автора идеи целостности, выделяться особой «фантомной» процедурой, то есть видимо непосредственно.

То есть заведомо абсурдная точка зрения предлагается в качестве резиновой куклы для битья, вместо хотя бы попытки раскрыть реальный смысл понятия множественности (структурности, системности). Поэтому и результат этого «избиения» заранее известен: «Таким образом, возможность непустого или пустого множества коренится в самой определенности элемента, образующего множества, как чего-то отдельного и обособленного и могущего быть существующим или не существующим в этом качестве некоторой отдельности, элемента или индивидуума» (330).

Действительно, если рассматривать ТАК понимаемое множество и любой элемент множества, то изначально можно сказать, что это представление заведомо извращенное. Это не есть рациональное объяснения существования реальной множественности, поскольку к любой рациональности произвольно добавляется неопределенная заведомая фантомность (то есть если первоэлемент выделяется, то выделяется уже не на фоне трансфинитного множества, то есть бесконечно делимого, чего, как правильно утверждает автор, быть не может, а на фоне фантомного образа пустого множества). И не было бы беды, если бы происходило добавление именно пустых множеств, не изменяющих свойств действительного множества. Беда в том, что на деле происходит совсем другое – подменяются исходные свойства исследуемого множества - «могущего быть существующим или не существующим», исходно являющиеся только «существующими» в качестве первоэлементов (в терминах автора), - нам предлагается «исследование пустого», но уже как бы обладающего, по крайней мере, образными свойствами. То есть независимо от числа «первоэлементов», сама позиция, как критикуемая автором, так и его собственная, есть две стороны одной медали, ведь и в его концепции, единое как-то выделяется, а раз так, то должно быть и пустое множество.

Естественно, что мышление, понимаемое как тупой выбор из такого множества, не может привести к выявлению закономерностей: «И вот если только этот абстрактный выбирающий и упорядочивающий механизм сам не есть мышление и сознание, а имеет также исключительно множественную природу и подобен чему-то вроде машины Тьюринга, то моделирование мышления на этой абстрактной множественной основе оказывается невозможным. Ибо даже если мы постулируем полную тождественность или неразличимость элементов во множестве, то все же процесс выборки не будет полностью однозначным, как не может он быть вполне однозначным даже над одноэлементным множеством» (331). Здесь по умолчанию предполагается, абсолютная тождественность результатов мышления в противоположность термодинамической концепции мышления.

Надо признать, что информационные машины, работающие на принципах мышления предлагаемых Цехмистро действительно не способны к «моделированию мышления» уже одним тем, что к выявляемым, действительным элементам исследуемого множества они произвольно могут добавлять неопределенное количество неопределенных элементов с неопределенными свойствами, что здорово напоминает средневековую классику с вопросами о количестве чертей на кончике иглы. Поскольку самих чертей много больше единицы, то единственную реальность – иглу, можно запросто проигнорировать и строить выводы по множественному принципу "а ля Цехмистро", что у него здорово получается.

Вообще уже не выглядит очень странным и заведомо абсурдное и критикуемое им сведение мышления к процедуре механического выбора между объективной реальностью и произвольно вносимой неопределенностью. Ведь как можно догадаться, автору совершенно чуждо понимание реальности системных свойств мира и мышления в частности, так как это противоречит его собственной гипотезе о целостности мира и целостности сознания, как отражение этой природной целостности в его структурах. Ведь именно в данном случае возможно предполагать наличие структурных свойств объектов, а потому и наличие присущих их отношениям закономерностей, и образное отражение их действия. Позиция же автора требует введения особости мышления, не тождественности его первоэлементаристски понимаемой сущности мира, при которой познание как особый физический системный процесс просто невозможно. Именно поэтому просто обязано по «логике» автора существовать и особое свойство сознания, которое позволяет обойти эту логическую трудность. И пусть оно из разряда «фантомных», не связанных с объективной сущностью данного процесса, тем хуже для реальности: ведь главное – это доказать правоту собственной концепции.

Не оригинален и вывод, который делается в результате критики им такого представления о множественности, где даже у одного элементарного объекта, можно выделить подмножества: «Закон тождества, лежащий в основе процесса мышления (А≡А) безразличен к неограниченному воспроизведению и повторению его, и отношение тождеств, выражаемое им, всегда остается неизменным. Но не является таким поведением множественных механизмов, и в частности выборка подмножества {A} из множества {{A}}. Отсюда вытекает, что механизм формирования и удержания отношения логического тождества также не может быть чисто множественным, ибо в этом последнем случае отношение тождества имело бы статистический характер, и при неограниченном повторении его наряду с (А≡А) хотя бы один раз могло оказаться, что А не тождественно А» (334). Естественно, что отсюда остается только один путь – к внерациональному элементу квантовой целостности, где квантовая целостность играет роль альтернативы вульгарно множественному представления о свойствах мышления, на деле являясь просто другой крайностью того же элементаристского представления о строении мира, где только вместо трансфинитной множественности, существует множественность как свойство ОДНОГО первоэлемента. Но отличие одного первоэлемента, как целого, и трансфинитного множества бесконечно делимых первоэлементов отсутствует, так как данные точки зрения есть просто две крайности одного заблуждения и в этом смысле они друг друга дополняют.

"с) Феномен целостности сознания как неадекватное применение принципа целостности (неразрушимости) образа квантового объекта"

Нами уже указывалось на эпистемологические корни целостности образа квантового объекта, как соответствующего определенной локальной области изменения реальности, а так же имеющего свою образную системность (как образа) и в силу этого сохраняющего эту свою образную целостность по отношению к породившей этот образ реальности.

Идея целостности образа, соответствия его приборной ситуации (измеряемый квантовый объект и прибор измерения) и была взята на вооружение квантовой моделью сознания, которую развивает в данной главе И. З. Цехмистро, правда в нее в силу названных в предыдущем разделе причин, автором было вложен совсем иной смысл:

«1. Подобно тому, как в доквантовой физике силы, действующие на заряд и меняющие импульс и энергию заряженной частицы, потребовали для своего объяснении введения понятия о новой, не сводимой к частицам реальности – электромагнитном поле, так и в квантовой механике редукция волнового пакета … требует обращения к новой, не сводимой к обычным частицам и полям реальности каким-то образом связанной с сознанием.

2. Эта новая реальность, служащая предпосылкой существования сознания, при некоторых условиях способна, подобно полю, менять импульс и энергию частицы, производя редукцию волнового пакета и изменяя вероятности результатов измерения» (335).

Вышеприведенный пассаж и есть прекраснейшая иллюстрация логического произвола Цехмистро. Объяснения «требуют обращения к новой реальности», то есть пересмотра понятийного поля, но это совершенно не означает, что пересматриваемое понятийное поле захватывает и сознание. Автор сам признает отсутствие объективной связности – «каким-то образом связанной», то есть связь де-факто не выявлена. Она и не могла быть выявлена, поскольку квантовые процессы не ограничиваются сугубо лабораторными опытами, где волюнтаристски можно «притянуть за уши» чье-то сознание. Нет не квантовых процессов. Никакого «сознания» не хватит для «связи» с этим заведомо трансфинитным множеством – любой материальный объект, любая информационная машина конечна. Более того, автор «забывает», что само сознание физически есть все то же множество квантовых процессов.

Мы с вами прекрасно понимаем, что пытается на самом деле навязать нам автор. Речь идет о «добавлении» некой сущности, которая в концепции Цехмистро называется понятием целостности. Данная «реальность» обладает поистине фантастическими свойствами, так как «сама может находится в оппозиции к идее скрытых параметров и своей собственной природой диктовать именно тот характер корреляций, который подтвержден упомянутыми выше экспериментами» (336).

Далее автор напоминает результаты своего анализа природы квантово-корреляционной связи. С частью этих результатов еще можно как-то согласиться, но в целом она абсолютно неприемлема, о чем речь и шла в части, посвященной анализу квантовых свойств объектов и критике целостной их интерпретации. Еще раз сравним основные принципы уровневой и целостной интерпретаций:

1.             Концепция целостности:

«физическую основу рассматриваемой связи составляет реальная конечная неразложимость мира на множества элементов, наглядно и просто выражаемая существованием планковской константы  h».

Уровневая концепция:

физическую основу рассматриваемой связи составляют физические события, объективное множество. Размерность константы взаимодействия отличает друг от друга уровни, а для определенного уровня есть  параметр неразличимости внутренней структуры .

(Удивительно, но Цехмистро, похоже, не понимает, что понятие структуры и понятие единого (ОДНОГО ЭЛЕМЕНТА) – антагонистические. Одно исключает другое).

2. Концепция целостности:

«Неполная (и всегда не точная) относительная разложимость состояний физических систем на множества элементов является естественной основой введения представления о присущих им потенциальных возможностях, всегда дополняющих их объективно, не вполне точные и не поддающиеся точной детализации состояния».

Уровневая концепция:

открытость систем исключает саму возможность «точного» описания их динамики. Однако, «неточность» описания любой событийной последовательности не есть признание по умолчанию существование у них каких-то «потенциальных» параметров или «возможностей». Эта «неточность» предопределена невозможностью при помощи конечной системы понятий описать трансфинитное множество, каким является событийное поле. Однако в силу этого к самим образам вполне могут быть применены вероятностные средства вычисления возможных состояний системы.

3. Концепция целостности:

«эти потенциальные возможности, присущие физической системе, являются (для предельно детализированного состояния, представленного пси-функцией) всегда взаимно согласованными в силу конечной физической неделимости системы на множество элементов».

Уровневая концепция:

Любой образ событийного множества, любое его описание обязаны отражать свойство его неразрывности по определению. Это свойство неразрывности, присущее любому его образу, то есть физической системе, проявляется всегда взаимно согласованными физическими измеримыми параметрами системы, которые сохраняют свое соответствие для любой, в том числе и измеряемой квантовой системы. Нет никакого парадокса в том, что существует причинная связь между дальнейшими состояниями любых взаимодействовавших объектов, как проявление неразрывности пространства событий, парадокс возникает, когда образ этого взаимодействия отождествляют с неким «изолированным» объектом измерения, именно тогда свойства образа как понятийной целостности приписываются самой реальности. Именно разрушение целостности образа с заменой его на новый образ и вызывает тот эффект, про который говорят, что экспериментатор «рвет» пси-функцию.

4. Концепция целостности:

«редукция волновой функции и эффекты не силовой связи подсистем единой квантовой системы есть очевидное проявление взаимной согласованности потенциальных возможностей физически единой и неразложимой квантовой системы».

Уровневая концепция:

 данное утверждение противоречит реальности, поскольку подразумевает некие не силовые связи. Редукция волновой функции отражает относительность понятия Времени в физике. Не силовая связь есть обозначение связанности элементов образа, связанного с определенными элементами квантовой системы, каковая сохраняется до момента нового измерения, когда происходит разрушение образа и замена его на новый.

5. Концепция целостности:

«понятие расстояния, а с ним и дальнодействия (равно, как и срытые параметры) не имеют никакого смысла по отношению к «внутренней области» ячейки h(N), сам факт существования которой, тем не менее, вполне объективен и проявляется во всех перечисленных обстоятельствах» (337)

Уровневая концепция:

факт существования «ячейки h(N)» объективен, безразлично от того, какую интерпретацию к этому факту прилагают, «истинного единства» или неразличимости. Но факт существования ячейки h(N) столь же объективно требует структуризации всей сущности этой ячейкой, ее множественности.

Объективны только физические события («ячейки h(N)»), именно их объективность делает возможным выделение непустых множеств последовательностей событий, почему и возможно вероятностное представление, то есть создание образов о свойствах «закрытых для непосредственного наблюдения» квантовых систем и объектов. Представление о неделимой элементарной ячейке, есть чисто «множественная» концепция. 

Подход Цехмистро предполагает введение особой реальности, «ответственной за редукцию волнового пакета и ЭПР-корреляций»: «Этой «новой реальностью» является субквантовое свойство уникальной целостности и неразложимости физического мира на множества элементов» (337). Как связать это утверждение с вышеприведенным: «ячейки h(N), сам факт существования которой, тем не менее, вполне объективен»? Результат разложения объективен, а разложимости нет. Однако, не без иронии, заметим, что и при «отсутствии разложимости» хотя бы один элемент в этой неделимости имеется, сама целостность. И с позиции концепции целостности и неделимости встает вопрос: каким образом мы смогли выделить саму эту целостность?! Ответ очевиден: видимо это знание было нам даровано свыше, путем озарения или, проще говоря, непосредственно, «из рук в руки», сопряжение с реальностью уже излишне. То есть мы видим, что в этом смысле концепция целостности не далеко ушла от теологии и религиозного мировоззрения.  В этом смысле для нас действительно существует большая трудность «адекватного понимания этого УНИКАЛЬНОГО, свойства мира как одного (не-многого)» - неразложимость, то есть не структурность, что по умолчанию предполагает отсутствие свойств.

Видимо чувствуя всю неоднозначность данного шага, автор предлагает нам увериться в реальной значимости понятия субквантовой целостности мира: «Для тех, кому очень трудно расстаться с идеей скрытых параметров, можно назвать это уникальное свойство целостности мира параметром (точнее, сверхпараметром):

а) фундаментально «скрытым», поскольку свойство мира как неделимого целого эмпирически (или чувственно) принципиально не наблюдаемо; мы делаем о нем вывод лишь на основе умственного заключения, это аналогично принципиальной ненаблюдаемости ψ-волны;

б) «нелокальным» и даже внепространственно-временным параметром, поскольку к субквантовому уровню как свойству физической неделимости мира понятие пространства-времени просто неприложимо;

в) этот параметр полностью удовлетворяет требованию несепарабельность, а, говоря точнее, непосредственно олицетворяет и выражает эту несепарабельность как физическую неотделимость одной квантовой подсистемы от другой» (337).

Возникает только один вопрос, какое отношение имеет все это к нашему структурированному, соответственно много-параметрированному Миру и откуда в физике возникла «бредовая идея» квантовых систем, если лично автором гарантируется их «несепарабельность»?

Нам не трудно расстаться с идеей скрытых параметров, если существование скрытых параметров в том смысле, в каком о них идет речь, может свидетельствовать только о приписывании этих дополнительных параметров образу квантовой системы, если сам квантовый объект рассматривать как ОБРАЗ определенной локальности, о чем говорил и автор концепции целостности. А как следует из экспериментальной физики, не образ формирует объект, а регистрируемые параметры исследуемого объекта формируют тот или иной вид его образа, который должен быть адекватен регистрируемой последовательности физических событий. Поэтому свойство несепарабельности отнюдь не является свойством субквантовой целостности, каковой просто нет и каковая принципиально не может быть зарегистрированной, так как мир не может быть множественным и не быть таковым одновременно, более того мы эту множественность можем наблюдать воочию. Разнесение на сколь угодно большие расстояния двух исследуемых квантовых объектов не изолирует их от всего остального, значит, и между собой, оставляет их связанными если не через взаимодействие между собой, то заведомо через взаимодействие со всем остальным, что совершенно не требует особых параметров связи. Они принадлежат все той же реальности, и потому сохраняется единство образа их как элементов единой системы, даже если эта система и претерпевает некоторые последующие изменения, но в силу всеобщей связи, данные элементы прежде целой системы не могут не сохранять черт прежнего единства, пока их состояние не станет совершенно запутанным.

Поэтому говорить об особой реальности и особом параметре просто не приходится. Но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то можно. Зачем это нужно автору мы уже догадываемся: «Это уникальное свойство целостности природы, с одной стороны, «повинно» в существовании потенциальных возможностей множественных (!?) (прим. Ред.) систем, а с другой – управляет ими (потенциальными возможностями), обеспечивая для каждого опыта (акта измерения) их взаимную согласованность и скоррелированность. Последнее обстоятельство представляет наибольший интерес с точки зрения объяснения редукции ψ-функции, ЭПР-корреляций и поисков приложений квантовой механики к проблеме сознания. Имея в виду эту уникальную целостность в природе и ее неординарные свойства, мы будем употреблять для ее обозначения термин холо-параметр» (338).

С этой точки зрения совершенно понятным становится абсолютизация этого параметра, как особой субстанции, как творца всего мира, всех его свойств и даже нашего сознания.

Но вся наивность основной посылки как наличия неделимой квантовой целостности становится очевидной после того, как автор объявляет реальную сущность, с которой он отождествляет это свойство целостности: «Возьмем одномерное представление частицы со строго определенным импульсом (?). Сохранение ячейки h (что с формально стороны требуется по ее определению) в этом случае будет означать, что частица размазана по всей бесконечной протяженности одной из осей пространства, скажем Х. На следующем этапе в эксперименте по определению координаты частицы мы получим ее локализацию в некоторой достаточно малой области ∆х, но сохранение все той же ячейки h приводит к мгновенной редукции потенциальных возможностей по всей бесконечной оси Х к данной ее области ∆х и одновременному расползанию волнового пакета частицы в пространстве импульсов» (339).

С точки же зрения обязательного условия вероятностного отражения свойств квантовых объектов, адекватности и целостности образа данного измерения – такое «расползание» будет элементарной заменой прежнего вероятностного образа на другой, соответствующий новому измерению, как подтверждение и выражение обязательного условия его соответствия некоему оригиналу, и опять же, только до момента его последующего измерения.

Поэтому в противоположность автору концепции целостности, который считает холо-параметр «могущественным и неотвратимым управляющим фактором квантовых систем, мы считаем, что «холо-параметр» – это частным образом наделенная свойствами субстанции техническая особенность фиксирования  событийной последовательности посредством формирования образа, чья целостность и является причиной всеобщей «целостности», но ни как не делимостью самого множества событий.

Всю несерьезность постановки проблемы сущности сознания можно ощутить только из одной фразы: «Под сознанием будем понимать известную способность, отличающую бодрствующее состояние организма человека» (339). Сравните хотя бы с энциклопедическим определением. Из уровня определения Цехмистро видно, какой уровень постановки и решения задачи нам будет предложен: «Может показаться, что сознание сводится к процессам переработки информации в мозгу человека. Но это не так. Например, лунатик может успешно обрабатывать большое количество информации об  окружающей среде, но вовсе не обладает осознанным восприятием событий. С другой стороны, человек, находящийся в оцепенении, может быть в сознании, но в то же время его мозг обрабатывает весьма ограниченное количество данных» (340).

Столь же наивными выглядят и те основания, которые заставляют автора обратиться к модели квантового сознания. С одной стороны он понимает специфику процесса восприятия, например, сетчаткой глаза фотона и анализа этого воздействия как красного света, что только вызвано свойствами фотона, но сам фотон не создает своей сущностью этого образа красного цвета. С другой стороны автор отмечает, что сведение к физической и химической реальности связей в мозге так же до конца не может объяснить этот феномен. Однако он и не стремится выявить более глубокие, например, системные связи между физико-химическими структурами мозга, проследить процесс эволюционных изменений живых систем, и на фоне их развития, отбора, и закрепления наследуемых признаков, провести более глубокое исследование сущности тех процессов, которые обязаны своим существованием взаимодействиям структур мозга, и ведут к формированию особого их взаимоотношения называемого сознанием. Наоборот, исходя из своей философской установки на неудовлетворительность «первоэлементного» понимания множественный свойств объектов, он использует другое его обличие, как не-многого, или точнее как ОДНОГО элемента – ЦЕЛОГО. 

В итоге мы и получаем примитивный, основанный на интуитивных допущениях, исходящих из ложного представления об общем принципе организации мира, как мира объектов, вариант не решения, а представления проблемы сущности сознания.

Начнем хотя бы с первого утверждения этой гипотезы: «Сенсорная информация, поступающая в мозг от периферического нерва, бесспорно, должна описываться кваново-механически (хотя бы в силу чрезвычайной малости переносимой энергии)» (341). Конечно, и сам мозг и любая его периферия, любые сенсоры – суть квантовые системы. Нет не квантовых систем. С этой точки зрения любой физический процесс действительно можно и нужно описывать как динамику квантовой системы. Однако мозг и его сенсоры – большая макросистема. Входной сигнал является лишь источником лавинного перехода сенсора из исходного состояния в возбужденное с последующей релаксацией. Сигнал сенсора – не входной сигнал, он лишь параметрически привязан к входному. Подразумеваемая в утверждении по умолчанию идея наличия у сенсора кванто-механического образа входного сигнала безусловно оригинальна, но не оригинальней идеи информационного обмена между сенсором и мозгом на русском языке.

Само квантово-механическое описание - не более чем форма образного отражения. Как на этом основании можно приписывать сенсорам способность мыслить именно такими формами в обход реальных взаимодействий и их последовательностей – остается непонятным. И уж дело конечно не в том, что сигнал, поступающий в мозг, «расщепляется на два дочерних». Мозг не просто инструмент, через который целостность себя для нас обнаруживает (естественно без необходимости познания, непосредственно), а сложная система иерархически связанных структур, выполняющих строго определенные физиологические и информационные функции. Однако автору не хочется останавливаться на всех этих «мелких» деталях, и он прямо шествует к своей главной цели: «Тем самым имеются все необходимые условия для проявления ЭПР-корреляций, и появляется возможность развить представление о не физико-химической и не связанной с переносом энергии связи событий в удаленных точках мозга» (342). Блеск «логики», лишенной физики - «не связанные с переносом энергии удаленные события реальности» проявляются в «не связанных с переносом энергии событиях в удаленных точках мозга» - вот такое «авторское» представление о сознании.

Если бы мы читали какой-нибудь трактат средневекового схоласта, мы бы конечно могли понять незадачливого философа, который за неимением реального материала домысливает его отсутствие философскими «зеркалами», оторванными от реальности схемами. Но современное развитие науки, накопленные знания о свойствах физиологических структур мозга и вообще свойствах живых организмов, дают достаточно материала, прежде чем может возникнуть необходимость для построения подобных гипотез. Совершенно понятно, почему автор обошел вниманием системные принципы организации живого и косного, тогда как исследований в этой области предостаточно. Зачем понадобилось ему это – ответ напрашивается сам собой:  для объективного анализа требовалось бы подвергнуть сомнению основную идею концепции целостности, идею существования единого элемента, целого.

Однако посмотрим, чем жертвует ради этого автор концепции: «В самом деле, пусть единая квантовая система, несущая сенсорную информацию, положила начало двум подсистемам. Одна из них распространяется по специфической афферентной системе, а вторая – через ретикулярную формацию участвует в общем диффузном возбуждении головного мозга. Пусть первая подсистема, прибыв в пункт назначения в каком-то специализированном отделе мозга, окажется запертой в нем в силу несовпадения переносимой ею информации с информацией, закодированной на синапсе нервной клетки данного отдела мозга. Тогда вторая подсистема, участвующая через ретикулярную формацию в общем возбуждении головного мозга, может в конце концов, найти синапс с подходящей диаграммой поляризации и вызывать на нем переход. Это событие повлечет для первой подсистемы мгновенные и неотвратимые последствия, вызвав по причине не силовой связи корреляции и ее переход через синапс. …В итоге мы действительно приходим к возможности не силовой и не физически-причинной связи событий на двух макроскопических удаленных синапсах головного мозга» (342-343). В этом и заключается по мысли Цехмистро действие холо-параметра.

Однако как уже было сказано выше и неоднократно, и нами, и самим автором – нет непосредственной информации. Свойства же, которые составляют суть ЭПР-парадокса, есть не собственные свойства квантового объекта и, тем более, не свойства самих входных сигналов, а свойство не полного соответствия образа оригиналу, где этот образ не может  быть источником навязывания свойств объекту, а обязан соответствовать тому объекту, измерением которого он и порожден. То есть физическая целостность, как первопричина корреляции состояний элементов системы, здесь не фигурирует. Уже только поэтому вообще можно оставить эту тему без обсуждения. Более того, приходится объяснять наличие самого «холо-параметра», что уж совсем уводит нас от поиска конкретного физического смысла функционирования сознания, с заменой этой процедуры на поиск объяснения обоснованности и приемлемости наличия самого «божественного» фактора. Понятно, что для такой связи нужен и особый термин –  импликативно-логическая связь.

Странным выглядит и механизм переходов на синапсах и транспортировки сигнала. Если сигнал сенсора (не входной) транспортируется, то он абсолютно точно участвует в тех или иных взаимодействиях, не святым же духом он доставляется «в какой-то специализированный отдел мозга». Но при этом уже в самом начале «изолированного» перемещения должно произойти разрушение квантовой целостности и никаких ЭПР-корреляций возникнуть в принципе не может. Оба сигнальных множества должны, прежде чем они достигнут пункта назначения, взаимодействовать столько раз, что состояние их станет настолько запутанным, что ни о какой скоррелированности речи быть уже не может. Это – если даже пойти наповоду у авторской идеи мозга, как некой минивселенной, тождественной реальной, и забыть, что мы имеем дело с информационной машиной, оперирующей образами.

 Далее автор пишет: «если частота таких корреляционных переходов на синапсах головного мозга достигает достаточно высокого уровня, может оказаться, что в результате массового характера таких событий несиловая связь отдельных синаптических переходов, сливаясь с переходами на других синапсах и взаимно усиливаясь при достаточно высокой их частоте, захватывает обширные участки мозга и на этой основе в активно функционирующем головном мозгу формируется качественно новое состояние – уникальное свойство функциональной целостности его, в силу которого вся система реагирует на поступающие раздражения как неделимая целостность (неделимая единица)» (343).

Дальнейшее изложение этой гипотезы читается как захватывающий детектив: «Возникающий в головном мозгу вторичный квантовый процесс, рождающий функционально целостное состояние его, как бы воспроизводит и имитирует в нем субквантовую целостность для всей совокупности нейронов, участвующих в этом процессе. Нейроны мозга оказываются подключенными  к этому, ими же созданному функциональному состоянию целостности мозга и в определенной мере подпадают под его контроль. Поэтому контроль над нейронами, участвующими в производстве и поддержании процесса сознания, оказывается теперь захваченным и удерживаемым данным вторичным явлением – уникальным свойством целостности функционального состояния всей нервной системы. Значит, в процессе порождения сознания контроль за распределением и корреляцией потенциальных возможностей всей системы принадлежит уже не природному холо-параметру,.. а имитирующему и замещающему его свойству целостности функционального состояния нервной системы (то самое наше «Я» или знаменитое фон-неймановское «абстрактное Я»), причем именно в той мере, в какой описываемые системы участвуют в выработке и поддержании этого состояния… Но если природный холо-параметр квантовой системы просто контролирует присущие физической системе потенциальные возможности в соответствии с заданной конфигурацией ее максимально детализированного состояния, представленного ψ-функцией, то феномен целостности сознания, будучи порожденным квантовым процессом, связавшим сенсорные и моторные нейроны с информационными структурами, хранящимися (изначально что ли?! (прим. ред.)) в мозгу, приобретает статус отражательного или психического явления» (344).

Нас этот абзац привел в совершенный восторг. Это – просто классика шумового гипноза! Совершенно не важно, что «возникающий в головном мозгу вторичный квантовый процесс» и «рождающий функционально целостное состояние его» ни малейшего отношения к реальности не имеют, так как при таком соответствие должно быть и непосредственное знание. Этот процесс «как бы воспроизводит и имитирует в нем субквантовую целостность для всей совокупности нейронов» только в авторском образе. Зато как красиво «запудрены мозги» доверчивого читателя. Цехмистро прекрасно понимает, что ни один здравомыслящий нейрохирург ни читать, ни, тем более, поправлять, этот околонаучный бред не станет. А на дилетанта подобные рассуждения производит просто неотразимое впечатление. Это прямое следствие свойства сознания не критично принимать всю поступающую информацию о незнаемом, поскольку заранее неизвестно, насколько она ложна. Естественно, что автор на основании этого поспешил возвестить о переброске моста между живым и неживым и этот мост явно проходит через самую замшелую теологию.

Надо признать, что разрыв в понимании единства материального и идеального, как косной материи и материи, наделенной жизнью и сознанием, так и остался не преодоленным, как остался не проясненным факт взаимодействия телесного и духовного в носителе сознания (психофизическая проблема), ведь нельзя же признать смысловым такой словесный набор: «Процесс редукции волновой функции, инициированный и управляемый свойством целостности функционального состояния мозга и завершающийся приведением моторного нейрона в определенное рабочее положение с последующим физически актом, и будет представлять собой управление телом, физическим со стороны сознания» (346)

Мы признаем за Цехмистро умелого и тонкого психолога, знающего способы навязывания рядовому обывателю своей точки зрения. Вопрос только в том, что она не только не научна, но и рядом не стоит.

назад в оглавление вперед