С.Кравченко, И.Крылов

УРОВНЕВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

(критика концепции целостности И.З. Цехмистро)

назад в оглавление вперед

Глава 3. Реляционный холизм как основа интерпретации квантовой механики

"5. Концепция ансамблей в интерпретации квантовой механики"

В данной главе автор дает опровержение взглядам, которых придерживаются сторонники концепции ансамблей в интерпретации квантовой корреляции. «Еще и сегодня ряд авторов считает, что предсказания квантовой теории относятся не к единичной системе, а к совокупности (ансамблю) идентично приготовленных систем… Похоже на то, что сторонники концепции ансамблей принимают за доказательство необходимости в обращении к ансамблю частиц тот очевидный факт, что экспериментально выявить вероятностную природу поведения частицы можно только через обращение к ансамблю (множеству) измерений, осуществляемых в идентичных условиях над идентично приготовленным состоянием частицы» (175-176).

Автор еще раз ставит тем самым вопрос, какова природа вероятностей в квантовой механике. Он видит две части ответа на этот вопрос: «Конечно существует очевидная логическая неизбежность обращения к понятию ансамбля для того, чтобы вообще можно было сформулировать некоторые вероятностные предсказания, относящиеся к элементам этого ансамбля», а с другой стороны он считает, что «источником появления вероятностей является … физическая невозможность полного, исчерпывающего однозначного и вполне определенного выделения какого-либо элемента (например, того же электрона) именно как отдельного элемента, почему его и приходится описывать вероятностным языком» (176). 

Автор называет две причины: с одной стороны – это необходимость ансамбля измерений, а с другой – целостность, а точнее невозможность разложения на элементы квантовой системы.

Но вопрос подразумевал нечто иное.

Если оценивать вопрос строго так, как он ставится, а именно: «какова природа вероятностей», то это – сугубо абстрактный, математический вопрос, ответ на который изначально известен: природа вероятности в повторяемости элемента в не полностью определенном множестве.

Поэтому сам вопрос можно оценить и несколько иначе: имеют ли место среди квантовых объектов множества с повторяющимися элементами, и является ли образ квантового объекта полностью определенным? Даже более глубоко – возможно ли вообще полное определение фазовой локальности равновесной многофазной неограниченной среды поликвантовой плотности?

Сторонники концепции ансамблей считают это изначальным аксиоматическим положением. К сожалению, их здравомыслие, как правило, на этом и заканчивается. Они совершенно игнорируют принципиальную открытость любой физической системы, заменяя ее  введением неких скрытых измерений, скрытых взаимодействий, скрытых параметров.

Но и позиция Цехмистро, поставлена с «ног на голову»:

- с одной стороны, надо смотреть правде в глаза, «существует очевидная логическая неизбежность обращения к понятию ансамбля», то есть к множеству;

- с другой стороны надо спасать «родное дитя единства», потому появляется «физическая невозможность полного, исчерпывающего однозначного и вполне определенного выделения какого-либо элемента».

Уровневая интерпретация по этому вопросу вполне конкретна.

Физические события, как базовые понятия, неповторимо индивидуальны, потому к каждому из них неприменимы понятия математических операций над множествами с повторяющимися элементами. Вероятность любого физического события строго равна единице (1).

Но, абстрактные образы, формируемые на основе последовательностей физических событий, обладают конечным, потому повторяющимся набором инвариантных параметров, характеризующих эти последовательности. Поэтому образ любой последовательности физических событий вполне допускает и даже предполагает применение к нему математических операций над множествами с повторяющимися элементами, то есть вероятностные представления.

Но, возвращаясь к содержанию главы, следует отметить, что критика ансамблевой интерпретации не лишена убедительности. Достаточно привести статистику проверок положения о неразложимости квантовой системы, при которых были получены неопровержимые доказательства, что в этих корреляциях не проявляется скрытых взаимодействий (и параметров), и что ансамблевая интерпретация не может быть признана удовлетворительной.

Можно также не протестовать открыто против «невозможности полного, исчерпывающего» описания структурного разложения любого образа не только потому, что сам образ – вторичен по определению, но и потому, что вторична процедура его структуризации, первичной структуризацией является синтез образа из последовательности событий.

Красноречивым свидетельством является опыт Аспека, «в котором ориентация осей анализаторов быстро менялась одна относительно другой за время меньше времени пролета частицы (фотона в данном опыте) от источника к анализатору». Этот опыт также полностью подтвердил наличие корреляций, предсказываемых квантовой механикой. То есть была доказана нелокальность и несепарабельность взаимного отношения частиц, что является прекрасным подтверждением с одной стороны, открытости физических систем, как проявления Лоренц-инвариантных свойств среды, чем и обеспечивается связанность состояний как объективного процесса; а с другой, целостности образа измеряемой квантовой системы, сохранение которого до следующего измерения и создает эффект близкодействия. Данная точка зрения подтверждает Копенгагенскую, включающую в квантовый объект (систему) и измерительный прибор, а так же и наблюдателя как его неотъемлемую часть.

"6. Природа обменного взаимодействия"

В самом начале главы автор пишет, что «абстрактная идея целостности как выражение уникального свойства конечной неделимости и неразложимости физических систем на множества элементов позволяет понять природу так называемого обменного взаимодействия – специфически квантового вида взаимодействия тождественных частиц» (180).

Суть обменного взаимодействия сводится к учету взаимодействия квантовой системы из однотипных частиц и к введению поправки на эту ее особенность, которая не позволяет рассматривать систему как множественную структуру, чьи свойства определяются простым сложением параметров образующих ее частиц. Нельзя согласиться с тем, что «обменное взаимодействие не имеет своего собственного особенного физического носителя и своей собственной физической природы, а выступает в качестве характерной поправки»(181). Это полностью соответствует уровневой философии, считающей любую физическую систему открытой, в связи с чем, взгляд на систему, пусть и из однотипных частиц, но между собой никак не взаимодействующих, представляется «весьма парадоксальным». Это же отрицает трактовку, что система со значимым эффектом обменного взаимодействия допустима к рассмотрению как неделимый объект, на чем так настаивает Цехмистро.

Конкретные переносчики обменных взаимодействий, к примеру, в атомном ядре, давно найдены и механизм обменных взаимодействий не выходит за рамки фундаментальных. И дело, конечно, не в объективной реальности некой особости этих объектов, как обладании ими свойством неделимости, целостности. Нет никакой физической целостности как особого состояния системы, а есть способ образного отражения параметров системы, который выражает внешнесистемную особенность приборной ситуации, вытекающую из наличия образа внутрисистемных взаимодействий.

Наше суждение подтверждается методом учета поправки, поправки на «целостность» образа конкретных взаимодействий: «Обменный характер симметрии функции атома задается суммарным (полным) спином его электронной оболочки, но не спином каждой отдельной частицы» (182).

«Добавим, что адекватное представление об энергии сложного атома теперь уже невозможно получить, рассматривая ее как аддитивную функцию отдельных, связанных  лишь силовым взаимодействием элементов. Так, энергия уже простейшего двухэлектронного образования имеет вид:

Е = Е1 + Е2 + К + А

И если Е1, Е1, К – энергия кулоновского взаимодействия, поддаются интерпретации в терминах отдельных частиц, то А  - обменный интеграл не может быть объяснен подобным образом» (184). При этом волновая функция первой частицы и второй не могут быть равны нулю, то есть их невозможно локализовать, и они как бы размазаны по всему атому.

«Учет целостных свойств многочастичных систем не исчерпывается введением обменных интегралов. Следующим шагом на этом пути является, как известно, многоконфигурационный подход. В рамках этого подхода предполагается делокализация частиц не только «внутри» определенной конфигурации системы, но и по нескольким ее наиболее вероятным конфигурациям. Иными словами, каждый электрон размазан  не только по всем состояниям, но по всем состояниям ее  наиболее вероятных конфигураций» (185).

В данной главе следует отметить некоторое противоречие между целостной по существу интерпретацией квантовых объектов и инструментально-измерительной «технологией» их отображения. С одной стороны И.З. Цехмистро считает, что части квантовой системы не существуют как отдельные элементы, и потому следует вводить обменные интегралы, как поправку на целостность. С другой стороны он считает, что специфические квантовые понятия, используемые в разъяснении обменного взаимодействия, «являются, в конечном счете, именно искусными техническим средствами учета объективного свойства целостности сложных квантовых объектов, которые прямо и непосредственно не выразимо в традиционном чисто множественном языке физики», поэтому «идя таким «классическим» путем, мы вынуждены приписать этим классическим концептам – отдельным атомным электронам – сугубо неклассические «диковинные» свойства: полную тождественность, пространственно-подобные корреляции, обменное взаимодействие» (186-187). Как автор, он, естественно, не замечает, что его идея, в отличие от научных «искусных технических средств учета объективного свойства с ложными квантовыми объектами», вообще ничего не объясняет, ограничиваясь классической констатацией – веревка есть вервие простое.

Мало отметить, веревка есть вервие, а сложность квантовых объектов есть целостность, было бы крайне желательным раскрыть хоть как-то эту целостность, хотя бы в самом примитивном понимании, например, что система есть объединение неких подсистем неким явно не нулевым взаимодействием, поскольку система, по крайней мере, на естественном, отнюдь не нулевом шумовом фоне, проявляет свойства единства, что требует, чтобы энергия объединяющего взаимодействия, соответствующий дефект масс – не были пустым понятием. Но тогда пришлось бы признать не фундаментальность понятие целостности, его условность.

"7. Абстрактная сущность проблем в основаниях физики"

В данной главе автор предлагает поискать наиболее общее основание физики и математики, наличие которого позволило бы прямо указать причину наблюдаемых свойств квантовых объектов. Но именно это стремление, доведенное до логического конца, и позволяет обнаружить ошибочность основной посылки автора, ее недостаточную ясность и, как следствие, выполнение ею нескольких различных фантомных функций, так как в ней невольно смешивается несколько не связанных  друг с другом непосредственно значений.

Вопроса как бы вообще не должно возникать, поскольку наиболее общим основанием физики и математики является реальная действительность. Обе дисциплины не могут иметь иной цели, как формирование абстракций, образов производных от реальности, из явления сущности. Поэтому желание поискать из абстракций наиболее общую похвально, но и только. Межстрочное желание вывести реальность из абстракции, мягко говоря, не вдохновляет.

Автор считает, что для раскрытия действительного смысла квантовых парадоксов и закономерностей надо исходить из этого наиболее общего принципа. От себя добавим, что физические принципы самые общие, и действие этих принципов имеет свойство закона, проявляющегося непосредственно в любом действии любого объекта.

С одной стороны он предлагает рассматривать квантовую механику как проявление неполноты нашего языка, что безоговорочно верно, но необходим конструктив для расширения понятийного поля, а не простая констатация понятийной недостаточности; с другой, как проявление определенного всеобщего свойства, под которым он естественно подразумевает свойство целостности: «Итак, совершенно ясно, что квантовый постулат явился не более как частным и с исторической точки зрения, безусловно, случайным способом выражения фундаментальной идеи целостности. Другим таким частным способом выражения идеи целостности является ранее рассмотренный нами принцип стационарности действия. Однако в основаниях современной науки существует еще более общая и более абстрактная форма выражения идеи целостности и неделимости – требование некоммутативности перестановочных соотношений для некоторых физических наблюдаемых» (189).

«В этом случае вся специфика и своеобразие квантовой механики, вынуждающие, как мы видели, к признаниям о том, что квантовой механики и сегодня никто не понимает, сводятся в конце концов к одному – единственному алгебраическому свойству – свойству некоммутативности перестановочных соотношений для произведения операторов некоторых наблюдаемых величин А и В: АВ – ВА ≠ 0…»(191).

Мы уже замечали, что автор, мягко говоря, не договаривает. Для того, чтобы  вести речь о свойстве некоммутативности, необходимо предварительное наличие тех самых операторов, о которых и может идти речь. То есть, их необходимо обозначить как операторы, то есть исчислить.  Пускай хочется Цехмистро «свести в конце концов к одному – единственному алгебраическому свойству – свойству некоммутативности перестановочных соотношений», - да только следует предварительно разобраться, что есть система исчисления, к примеру, какая из них минимальная. Без нее что–либо членораздельное сказать про «соотношения» просто невозможно. А чтобы говорить об операторах, надо говорить о квантовой системе. Круг замыкается. Из образа квантовой системы (которую никто не понимает) мы так не выскочим.

Рассуждая далее об эпистемологическом значении данного свойства, автор пишет: «Мы видим, что математик в выборе средств представления аппарата квантовой механики, в сущности, руководствуется одним – единственным принципом: он стремиться к максимально более широкой для данной области знания форме общности, отказываясь от нее только под давлением некоторых специальных обстоятельств, диктуемых природой исследуемых объектов… С этой точки зрения более узкое специальное свойство коммутативности тотчас же должно пасть, как только отпадают обстоятельства, специально к нему вынуждающие (возможность сколь угодно точного измерения любой пары наблюдаемых)» (192). То есть, как мы видим, речь идет о факте измерения, который иными способами невозможно правильно истолковать и применить впоследствии в форме расчета состояния системы: «Действительно, требование одновременного сколь угодно точного измерения  любой пары наблюдаемых выглядит весьма сильным ограничением, накладываем на все их множества, тогда как отказ от этого требования сразу упрощает ситуацию в сторону большой степени ее свободы и общности» (194).

Однако вывод нам представляется совершенно «уникальным»: «Все, что происходит у нас здесь на глазах, точь-в-точь соответствует в эвристическом плане ранее обсуждавшемуся нами тезису о том, что представление о мире как о множестве каких-либо четко определимых и отделимых один от другого элементов = индивидуумов является неоправданно односторонним (узким) и слишком специальным и должно уступить место более общему и более сбалансированному взгляду на природу, согласно которому, очевидно, множественная картина реальности должна быть дополнена признанием в ней свойства мира как неделимого и в конечном счете неразложимого на какие-либо множества элементов целого» (194). Ну, что ж, из этого «сбалансированного» взгляда действительно становится «очевидно», что понятие системы исчисления для Цехмистро не нужно. Если исходить из «всеобщего непонимания» образа квантовой системы, то, безусловно, «дОлжно уступить место более общему и более сбалансированному взгляду на природу», но почему именно как неделимого и неразложимого? Из «непонимания» квантовой системы не следует понимание «целого».

Собственно говоря, речь идет вот о чем. Как мы уже видели по предыдущим главам, И.З. Цехмистро, рассматривал сначала целостность как проявление неделимости мира на чисто теоретическом и предельно абстрактном, математическом уровне. В его представлении проблема континуума, точнее сложности с ее математическим решением, а так же существование стационарности действия требуют наложения понятия целого, как неделимого на элементы физических множеств. С другой стороны, когда речь зашла о квантовых парадоксах, сам факт дополнительности, некоммутативности, сама форма вероятностного проявления свойств микрообъектов, соотношение неопределенности, несиловой корреляции и факт существования обменного взаимодействия – все эти проявления формализма чисто квантовой теории он предложил так же рассматривать как проявление целостности неделимости мира на множества.

Нам представляется, что речь в данном случае идет о разных сторонах: о содержательной и о формальной. Специфика формализма квантовой механики вызвана не свойством целостности, а вероятностным характером отражения свойств квантовых систем, о природе которого мы уже говорили. Поэтому не корректно связывать эти стороны между собой по чисто внешнему признаку целостности образа и его оригинала.

Что касается содержательной стороны вопроса о глубинной сущности квантовых свойств объектов, мы видим два существенных различия между целостным подходом, предложенным автором, и тем, которого придерживаемся мы.

Так если автор приходит к отказу от понятия множественности, путем введения понятия и свойства целостности, конечной неделимости мира, как единицы, то для нас квантовые свойства микромира являются свидетельством физической, регистрационной конечной структурной сложности любого явления мира - свойства событийной множественности, что и отражается в языке, в образах и приемах квантовой теории, позволяющих избежать ошибок, связанных с классическим языком физики и дать детализацию эффектов, непостижимую для классической физики. Свойство некоммутативности не следует отождествлять с проявлением свойства неразложимости  мира, даже в авторском понимании, поскольку просто не существует понятие некоммутативности одного элемента, ЦЕЛОГО. Если же действительно возникает проблема корректности описания ("неразложимости" образа, соответствия его измеряемой системе, который до определенного момента остается ей соответствующим), то это чисто технический, эпистемологический момент, связанный с фундаментальными свойствами опосредовано, чем просто являясь их выражением. 

Понятие, образ частицы есть не более чем условность, тогда как ее реальная множественная сторона как источника образа нам потенциально предоставлена для наблюдения. Когда же мы говорим о свойстве дополнительности описания квантовой системы, мы говорим о неразложимости приборной ситуации (образа последовательности конкретных событий), целостность которой непосредственно связана с принципиальным ненулевым значением кванта действия, как объективной границы познания.

Не наблюдаемость множественности есть проблема чисто инструментальная. Но она следствие конечно существования другой, непреодолимой уже границы для любого инструмента или способа измерения.

"8. Принцип дополнительности"

Принцип дополнительности является одним из необходимых в описании квантовых объектов. Есть трудно устранимое противоречие между индивидуальностью, неповторимостью физических событий и конечным числом свойственных характеристик, получаемых при анализе любых, неизбежно конечных их последовательностей. Создаваемый на их основе образ физического объекта нередко оказывается не полностью удовлетворяющим данным эксперимента. Не существует текущего образа, например, фотона, исчерпывающе и однозначно описывающего весь известный набор его свойств, что делает необходимым многообразный учет его волновых и корпускулярных свойств, особенно с учетом того, что есть веские основания подозревать, что между потенциально регистрируемыми событиями его излучения или поглощения происходит нечто, приводящее к известному красному смещению. Хотя смысл этой операции до конца не раскрыт, но можно предположить, что его использование связано не со свойствами особой целостности объекта, а с необходимостью адекватного описания экспериментальных установок, где именно прибор, как экспериментальное устройство, и среда создают конкретные условия наблюдения, с необходимостью одновременного учета вероятностной природы отражения квантовых систем.

Цехмистро предлагает свою интерпретацию этого принципа. Он так описывает существо проблемы, решение которой, предложенное Н. Бором, стало называться принципом дополнительности: «..., обращаясь к основным соотношения Е=hv и p=hk, Бор задается вопросом о том, как оказалось возможным, что эти соотношения связывают (и что это означает?) взаимно отрицающие одна другую и противоречащие одна другой характеристики микрообъектов: корпускулярные (Е и p) и волновые (v и k). Ведь определение частоты волны или волнового чиста k представляется несовместимым с определением скорости, а значит, и энергии Е, и импульса р. То же обстоятельство, что в этих и подобных соотношениях связь между взаимно противоречащими характеристиками каждый раз достигается через постоянную Планка, указывает одновременно на необходимый и фундаментальный характер этой связи.

Именно это совершенно новое и неслыханное для методологии классической физики взаимное отрицание фундаментальных понятий в сочетании с невозможностью обойтись без любого из них привело Бора к пониманию того, что для прояснения сложившейся в квантовой физике ситуации одной изобретательности в развитии формализма и его интерпретации недостаточно, а требуется некое новое логическое понятие, выражающее новую истину этой ситуации в физике. Таким понятием оказалось понятие дополнительности.

В 1932 г. в докладе « Свет и жизнь» Бор так разъяснил взаимную дополнительность волновых и корпускулярных свойств света: «Следует особо подчеркнуть, что световые кванты не могут рассматриваться как части, которым можно было бы приписать точно определенный путь в смысле обычной механики. Если бы мы, желая убедиться в том, что световая энергия идет только по одному из двух путей между источником и экраном, задержали один из лучей непрозрачным телом, то интерференционные полосы исчезли бы начисто; совершенно так же и в любом явлении, для которого существенна волновая природа света, невозможно проследить путь индивидуального светового кванта, не нарушая существенно само исследуемое явление. …Дополнительность мы понимаем в том смысле, что оба аспекта отображают одинаково важные свойства световых явлений, при чем эти свойства не могут вступать в явное противоречие друг с другом, поскольку более подробный анализ их на основе понятий механики потребовал бы взаимно исключающих экспериментальных установок»

Само имя этого нового понятия – «дополнительность» - непосредственно указывает на логический характер соотношения между двумя взаимно противоположными способами описания или наборами представлений, которые хотя и исключают друг друга, но в тоже время оба необходимы для достижения исчерпывающего описания». (198).

Если мы описываем частицу, исходя из вероятностей, присущих ее наблюдаемым, и выбираем одно из этих возможных состояний, то мы заранее исключаем из этого описания (как интерпретации показаний прибора) другие ее свойства (например, место). Но если мы измеряем ее, и определяем ее место, то самим фактом нахождения ее в данное время в этом месте мы исключаем другие ее характеристики как квантового объекта и не можем рассматривать ее вне данного эксперимента, так как для описания другого ее состояния надо проводить иной эксперимент.

И далее автор продолжает цитировать Бора: « … И так, сама природа квантовой теории толкает нас к тому, чтобы рассматривать пространственно-временную координацию и требование причинности, объединение которых характерно для классических теорий, как дополнительные, но исключающие друг друга характеристики описания, символизирующие идеализацию соответственно наблюдения и определения состояния» (199).

Критикуя далее понимание принципа дополнительности как следствия искажений вносимых измерительной системой, автор справедливо критикует механическую трактовку такого воздействия. Но в тоже время он сам не вполне улавливает специфику, природу такой двойственности, как дополнительность описания квантовой системы, отождествляя феномен дополнительности в описании состояний квантовой системы со свойством целостности мира как неделимой единицы: «Постепенно стало проясняться, что подлинный источник явления дополнительности – феномен новой неклассической и нетривиальной целостности квантовых систем» (202). Но в чем именно заключен «новый неклассический» образ остается за кадром.

Наша позиция заключается в следующем. Если мы описываем событийную последовательность как частицу, исходя из известных, присущих ей характеристик, то делаем мы это на основе только конечной последовательности событий с интересующими нас характеристиками и только с доступными нам для регистрации последовательностями физических событий, что и составляет смысл понятия приборной ситуации. Тем самым, мы заранее исключаем из этого описания другие возможные ее свойства, которые не выявляются нами в регистрируемых последовательностях. Самим фактом регистрации событий в данное время в данном месте (экспериментальная установка) мы исключаем другие возможные характеристики квантового объекта и не можем рассматривать его вне данного эксперимента, так как для описания другого его состояния надо проводить иной эксперимент в иных условиях. В этом уникальность каждой приборной ситуации.

Научным понятийным историзмом объясняется, что мы можем описывать частицу или как квантовый объект, то есть вероятностно, или как классическую механическую модель. То есть, мы имеем возможность говорить о частице, как о квантовом объекте, как об образе вероятностных свойств, и говорить о макрорезультате измерения,  зафиксированном классическими средствами, где результат взаимодействия частицы с прибором, рассматривается в качестве чисто инструментального понятия. Этот факт и отражает одну сторону принципа дополнительности, когда важно учитывать классическую картину описания прибора (факта макроизмерения конкретного свойства частицы) и описания частицы, как вероятностного образа, основанного на проявлении объектом своих квантовых свойств. Другая, фундаментальная сторона заключена в образе явления сущности как Лоренц-инвариантной среды. Принципиально недопустимо иметь образ последовательности пусть всего двух событий (излучения и поглощения) с точностью большей, чем точность самих заведомо неточечных событий, представляя фотон точечной частицей, или размазывать характеристики этих двух событий еще и на межсобытийный промежуток, заведомо неинформативный участок, представляя фотон некой волной. Некоторые, особо принципиальные, могут заметить, что в действительности может быть зарегистрировано только одно из этих двух событий и потому даже двусобытийное представление «жизни и деятельности» фотона – уже образ. Согласимся, регистрируя свет далекой галактики, мы можем только предполагать, что где-то когда-то в далекой галактике произошло событие его излучения. Поэтому самой «правильной» трактовкой будет только констатация события, которое мы можем интерпретировать в образе излучение (поглощение) некого квантового объекта, под традиционным названием фотон. В зависимости от собственных целей мы можем пользоваться одним из описаний, в ту или иную сторону огрублять образы, они взаимодополнительные, естественно, не тождественные, поскольку основаны в разных понятийных системах с очень сложной технологией взаимоперехода. Макрообъективность измерительного прибора и, одновременно, объективность квантовых свойств исследуемой системы совместно с инерцией традиционных представлений и вызывает этот внешний «парадокс», который снимается в методологическом (а не всеобщем) принципе дополнительности.

Следует отметить одно важное методологическое заблуждение, которое достаточно распространено в научной среде. Речь идет о переносе принципа дополнительности для решения и объяснения таких задач, где его применение не только не имеет смысла, но и дает отрицательный результат, запутывая методологические основания построения научных теорий, и, как результат, затрудняет их формирование, тем более в тех областях, где еще нет четкого теоретического каркаса и знаний о методологических принципах его формирования.

Речь идет о применении принципа дополнительности за пределами квантовой механики, о переносе его формулировки на теоретические аспекты построения научных теорий, в сферу гуманитарного знания.

Суть нашего отрицания продуктивности этого метода сводится к пониманию данного принципа не как универсального, а как методологического, применимого именно в сфере объяснения измерения состояний микрообъектов, где неизбежны колоссальные технические трудности в описании динамики этих физических систем. Однако большинство теоретиков науки или просто ученых находят некоторые аналогии во внешней схожести проявления противоречивости теоретических понятий или явлений этими понятиями отражаемых. Например, это выражается в приписывании свойств дополнительности противоположным понятиям и сторонам действительности.

Наша точка зрения заключается в следующем: противоречие есть выражение опосредованности процесса отражения свойств мира и его феноменов в используемых образах. Человек не может воспринимать мир непосредственно, что влечет за собой формирование образа отражаемого объекта на основе сигналов входных сенсоров, который, закрепляясь в структуре мозга, предстает в сознании как объект, который подлежит описанию и отнюдь не гарантирует его полную адекватность. Его свойства естественно не могут быть отделены от факторов событийных последовательностей, что реализуется в пространственно-временной образно-структурной форме отражения. Поэтому формируются два «крайних» понятия, выражающие признаки начала действия свойства и его завершения. Взаимодействие этих понятий как «границ» свойства и определения этого свойства, как образного описания его действия и образуют сам закон, а механизмом его приложения к реальности будет именно факт его представления в образе процесса (противоречия), а не некой неразделимой целостности, познаваемой непосредственно, сразу, без разложения на составляющие. У нас просто нет такого механизма.

Процедура учета различных сторон обща для всех теоретических построений, но принцип дополнительности имеет чисто техническое значение, как констатация границы применимости описаний одной и той же физической системы в разных системах понятий, соответствующих разным уровням или сторонам детализации. Поэтому внешняя похожесть, проистекающая из образного содержания самого слова «дополнительность», не должна вводить нас в заблуждение и подталкивать к неправомерному переносу его формальной конструкции на определение и объяснение содержания явлений, требующих собственных средств адекватного отражения и объяснения.

Иными словами, возвращаясь к тексту, можно согласиться, что данный принцип может быть применен как методологический, как констатирующий необходимость перехода от одного понятийного языка к другому, если этого требует уровень детализации в описании отражаемого объекта, и невозможно согласиться, когда данный принцип применяют к объяснению разных методологических нюансов, понимание которых требует проникновения в разные предметы исследования, а не механического переноса успешной практики на совершенно иную область научного познания. Это как раз противоречит содержанию самого принципа дополнительности, который утверждает необходимость применения для описания объекта на разном уровне детализации посредством соответствующих этому уровню понятийных средств.

назад в оглавление вперед