И.М. Крылов

 

О главном постулате научной веры.

 

 

Родство и противоположность  религии и науки.

 

Как известно до определенного момента религия безраздельно властвовала в сфере мировоззрения, и ее авторитет в вопросах объяснения мира был непререкаем.

Религия основывалась на личном опыте ее создателей, на опыте ее последователей и на духовной практике всего Человечества. Однако в недрах самой религии помимо собственно религиозных форм познания мира, связанных с мистическими воззрениями на сущность происходящих процессов, сформировалось другое направление развития мысли, которое использовало исключительно рациональные формы познания и описания действительности. Античная мысль не была научной по своей форме, она была познавательной. Она и не могла быть иной в силу отсутствия понимания мира как творения подчиняющегося определенным закономерностям. Христианская религия изменила восприятие мира как хаотического, раздробленного на богов. В религии возникло понимание действительности как имеющей основу, наличие которой объясняет бытие всех объектов. По словам П. Гайденко, «научная революция, происшедшая в конце 16-17 вв. была бы невозможна, если бы за 1000 лет до этого не произошел тот радикальный мировоззренческий переворот, который изменил как отношение человека к природе, так и понимание им самого себя».   

С возникновением и развитием точных наук, а так же благодаря обобщению накопленного человечеством опыта, главной соперницей религии в области влияния на сознание и души людей стала наука. Наука как одна из форм целостного познания мира обладала такими отличными от религии качествами, которые позволили ей очень быстро завоевать доверие и уважение людей, использовавших знания и научные достижения для усиления своего материального, экономического, военного и духовного потенциала. Наука выступила в роли универсального инструмента познания мира, а ее специфические (научные) методы стали эталоном достоверности и качества получаемого знания. Постепенно научные методы познания проникли во все сферы человеческой деятельности, и в ведении религии осталось только одно поле, на котором она могла и продолжает конкурировать с наукой. Это поле – проблема возникновения мира (если он действительно когда-либо возникал), и вопрос о сущности понятия «Бог».

 

За время после своего распространения и революционного переворота, который произошел во всех известных областях человеческой деятельности благодаря применению научных методов, наука приобрела массу сторонников и адептов. Даже приверженцы религиозных взглядов уже несли в своем мировоззрении двойственность свойственную нашему мышлению и сегодня. Так Ньютон был глубоко верующим человеком ,и создал свою теорию основываясь на религиозных представлениях об устройстве мира. Верующими людьми были и Коперник, и Кеплер, и Галилей, и Лейбниц, и Кант. И если уж быть до конца объективными, то в основном именно верующими людьми создана и сама наука, и большая часть ее достижений. В этой связи нельзя отрицать и обратную возможность, что люди науки вносили и вносят огромный вклад в укрепление авторитета религии. Говоря словами Ф. Бекона, «первый глоток из сосуда естественных наук порождает атеизм, но на дне сосуда ожидает нас Бог».

Для каждого кто выбирал для себя ту или иную сторону в вопросе веры этот выбор давался не легко. Автор ожесточенно критикуемой с момента ее создания теории Естественного отбора, Ч. Дарвин в юности тоже был верующим человеком. Но богатый жизненный опыт и знания о мире, возможность сравнивать достоверность результатов, полученных научным путем с фактами, изложенными в Священном Писании, вынудили его встать на противоположную, рационалистическую точку зрения в вопросе оценки достоверности основных религиозных постулатов. Вот что по этому поводу он пишет в своей автобиографии: «Размышляя далее над тем, что потребовались бы самые ясные доказательства для того, чтобы заставить любого нормального человека поверить в чудеса, которыми подтверждается христианство; что чем больше мы познаём твердые законы природы, тем все более невероятными становятся для нас чудеса; что в те [отдаленные] времена люди были невежественны и легковерны до такой степени, которая почти непонятна для нас; что невозможно доказать, будто Евангелия были составлены в то самое время, когда происходили описываемые в них события; что они по-разному излагают многие важные подробности, слишком важные, как казалось мне, чтобы отнести эти расхождения на счет обычной неточности свидетелей,- в ходе этих и подобных им размышлений (которые я привожу не потому, что они сколько-нибудь оригинальны и ценны, а потому, что они оказали на меня влияние) я постепенно перестал верить в христианство как божественное откровение. Известное значение имел для меня и тот факт, что многие ложные религии распространились по обширным пространствам земли со сверхъестественной быстротой. Как бы прекрасна ни была мораль Нового завета, вряд ли можно отрицать, что ее совершенство зависит отчасти от той интерпретации, которую мы ныне вкладываем в его метафоры и аллегории».

Как известно, многие глубоко религиозные ученые были вынуждены выбрать сторону науки и рационализма, чтобы избежать давления со стороны церкви на свободу выражения ими своих взглядов на мир, и пользовались в своих научных изысканиях не религиозным постулатами и догмами, а здравым смыслом и научным методом. То есть именно конфликт между конкретной религиозной формой объяснения мира и научной формой его познания и стал в действительности причиной раскола в общественном сознании, а не проблема веры как таковая. Именно поэтому и наука никогда не отказывалась от возможности предложить обществу вариант собственного мировоззрения, в том числе вариант научной веры. В этом смысле наука и религия не являются противниками. Острота их противостояния определяется не тем, чтО они говорят по существу проблемы касающейся определения оснований бытия мира, а в том, каким языком и в какой культурной традиции они эту проблему решают, и какое влияние на общественное сознание они оказывают. Поэтому нередок и переход, происходящий в сознании человека, от одной формы отношения к миру к другой. И если в прошлые столетия переход в основном происходил со стороны верующих в стан рационалистов, то сегодня многие ученые сознательно принимают религиозную форму ответа на главные «вечные» вопросы мироустройства – и во многом этому способствует кризис научного мировоззрения.

Суть этого явления сводится к тому, что сколь ни совершенен научный метод, но в вопросах объяснения возможности существования мира как мира, наука оказалась не способной дать простое и рациональное объяснение, которое бы смогло удовлетворить всех желающих познать реальность научными средствами. Не случайно религиозные формы ответа на вопрос: почему существует мир и человек? - остаются пока единственными проработанными и, как это ни парадоксально звучит, рациональными объяснениями факта бытия мира. Надо признать, что во многом этому способствовала работа духовенства, тех ученых богословов, которые доводили определение Бога до той его совершенной формы, которая на сегодня существует в христианском учении, основой которого является теизм.

Однако, и по сей день, проблема остается очень острой, и полного взаимопонимания и согласия в вопросах веры еще не достигнуто. Общество разделено на два лагеря, обе стороны приводят достаточное количество аргументов, доказывающих собственную правоту. Религия использует для этого тексты святого Писания, а наука для проверки доказательств бытия Бога, научные данные и научные методы, исходя при этом из собственных методологических установок, что не позволяет воспринять доводы противоположной стороны адекватно и подвергнуть их объективному анализу. Так даже рациональные с религиозной точки зрения по своей форме и сути доказательства бытия Бога (аргументы) не воспринимаются многими учеными как рациональные. С другой стороны религиозные мыслители даже под воздействием неоспоримых достижений науки не принимают мировоззренческих постулатов ее идеологов и сторонников, и не видят необходимости и возможности для сближения позиций.

Это рождает большую человеческую драму, когда человек не желает принимать чуждую ему культуру, как не соответствующую по форме духу времени, и вынужден довольствоваться лишь верой в силу науки, в ее «доказательства», не получая при этом никакого убедительного рационального ответа на вопрос о причинах бытия мира. При этом, верующие люди должны все время прибегать к всевозможным ухищрениям в толковании Писания, дабы не быть обличенными в искажении фактов и научных представлений об окружающей нас действительности, и поэтому их доказательная база сводится к переложению на наукообразный лад священных текстов.

Переживания подобные тем, которые испытал Ч. Дарвин, испытывают многие ученые, но и сами религиозные деятели вынуждены задним числом признавать ошибки церкви в осуждении и отрицании достижений науки или заслуг той или иной исторической личности. Как, например, это произошло с оправданием Г. Галилея. Все это при самом беглом анализе ситуации свидетельствует о том, что на самом деле проблема непонимания и противостояния религии и науки  заключается в наличие разных культурных традиций, и каждый представитель той или иной культуры для принятия чуждой ему, но в чем-то убедительной точки зрения должен согласиться против своей воли и с тем,  что для него является неприемлемым: верующий должен усомниться в достоверности тех чудес, которые составляют существо его веры, а ученый должен отказаться от своего рационального опыта и принять чуждую его духу форму объяснения оснований мира.

Проблема как видно из сказанного заключается не столько в том, что наука и религия по-разному объясняют мир: ученые тоже придерживаются разных взглядов на природу бытия мира, - сколько в методах, которыми они решают одну и ту же задачу. Но оптимистичным является в этой ситуации то, что по всей вероятности это лишь две части одного метода познания действительности, и два разделенных по времени этапа процедуры получения ответа на вопрос о причинах существования мира в его наблюдаемом структурном многообразии.  

 

Сравнительный анализ методов религиозного и научного познания  Мира

 

Совершенно не верным будет представление о том, что религия якобы родилась из чего-то сверхъестественного, что она опирается на нечто отличное от рациональных методов познания мира. Однако сама форма сообщения о религиозном откровении имеет под собой объективный фундамент, личный опыт ее создателей и последователей. Главный постулат веры так же представляет собой некое понятийно-образное определение, чью суть ни как нельзя отнести к хаотическому набору слов.

Вот что написано в книге Папы Иоанна Павла второго, «Верую в Бога Отца Всемогущего Творца»: «2. ИСТИНА О ТВОРЕНИИ ЗАКЛЮЧЕНА В ОТКРОВЕНИИ

1. Истина о творении является предметом и содержанием христианского вероучения; выразительно представлена она только в Откровении. Мы не найдем ее - за исключением некоторых слабых намеков - ни в одной из внебиблейских мифологических космогонии, она не содержится в отвлеченных умозаключениях даже самых великих философов античности, таких как Платон или Аристотель, хотя эти философы обладали довольно развитыми представлениями о Боге как о Бытии, совершенном во всех отношениях, как об Абсолюте. Истина о зависимости мира и случайных (то есть необязательных) существ от этого Абсолюта доступна для понимания человеческого разума. Однако определение этой зависимости как «сотворенности», то есть вытекающей из истины о сотворении мира, мы находим только в Божественном Откровении, и в этом смысле она является истиной веры.

2. Эта истина провозглашалась в исповеданиях веры, начиная с самых древних, таких как Апостольский Символ: «Верую в Бога... Творца неба и земли»; Никео-Константинопольский Символ: «Верую во-единого Бога... Творца неба и земли, всего видимого и невидимого...»; вплоть до Credo Populi Dei (Символ Веры Народа Божия) папы Павла VI: «Веруем во единого Бога... Творца всего видимого - к таковым относится мир, в котором мы живем, а также всего невидимого - каковыми являются чистые духи, называемые также ангелами; Творца и духовной бессмертной души в каждом человеке.

3. В христианском Символе Веры истина о сотворении мира и человека Богом является основополагающей, поскольку она отличается особым богатством внутреннего содержания. Она не только говорит о том, что возникновение земного мира - результат созидательных действий Бога, но и открывает Бога как Творца. Бог, говоривший «отцам в пророках, а в последние дни в Сыне» (ср.: Евр 1, 1), дарует всем, кто принимает Его Откровение, понимание не только того, что именно Он создал земной мир, но прежде всего осознание той истины, что Бог – Творец».

С позиции современных представлений о мире речь в данном случае идет о выдающемся обобщении имеющегося на тот период опыта и наблюдательных данных. Сама идея основанности мира не представляет собой ничего фантастического. Человек с рождения до смерти имеет дело с миром, который подчиняется различным наблюдаемым закономерностям, что свидетельствует о способности мира  иметь (образно  говоря) основу, то есть нечто делающее явления мира закономерными и наблюдаемыми. Весь наш обыденны опыт приводит к мысли о едином источнике всего сущего, включая и самого человека. И поскольку ни одно существо, ни один объект, как следует из опыта, не обладает способностью диктовать миру его законы, то соответственно должен существовать подлинный источник, позволяющий миру оставаться миром. Но поскольку мир дан нам в единственном числе – все стихии остаются принадлежащими ему, независимо от времени и места их обнаружения -  то и источником может быть только одна, общая для всего сущность или данность.

Могла ли эта мысль (о Творце) быть результатом научного осмысления действительности? Ответ очевиден – не могла, поскольку и науки как таковой еще не существовало. Поэтому сама идея Бога, как основы существования познавательной и жизненной практики человека и возникла именно как откровение, как результат образного дорационального осмысления реальности. В этом заключалось и ее достоинство, и ее раскрывшиеся гораздо позднее существенные недостатки.

Главным источником информации о сути и значении совершенного открытия в ту эпоху стало изложение этой идеи в Священном Писании. В той же книге читаем:

 «4. Священное Писание (Ветхий и Новый Завет) как бы пронизано истиной о творении мира и о Боге-Творце. С утверждения этой истины начинается первая книга Библии - Книга Бытие: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт 1, 1). К этой истине нас отсылают многочисленные библейские тексты, показывая, как глубоко проникнута ею вера Израиля. Приведем только некоторые из этих отрывков. Например, из Псалтири: «Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней. Ибо основал ее на морях» (Пс 24 [23], 1-2); «Твои небеса и Твоя земля; вселенную, и что наполняет ее, Ты основал» (Пс 89 [88], 12); «Его - море, и Он создал его, и сушу образовали руки Его» (Пс 95 [94], 5); «Милости Господней полна земля. Словом Господа сотворены небеса... Ибо Он сказал - и сделалось; Он повелел - и явилось» (Пс 33 [32], 5-6. 9); «Благословенны вы Господом, сотворившим небо и землю» (Пс 115 [1136], 15). Эту же истину исповедует и автор Книги Премудрости Соломона: «Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим» (Прем 9, 1). А пророк Исаия возвещает о Боге-Творце, говорящем от первого лица: «Я Господь, Который сотворил все» (Ис 44, 24).

Не менее выразительны те свидетельства, которые представлены в Новом Завете. Например, Пролог к Евангелию от св. Иоанна: «В начале было Слово... Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (1, 1. 3). А в Послании к Евреям читаем: «Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (11, 3)».

Не удивительно, что по мнению многих  исследователей этого вопроса именно Библия и стала главным свидетельством и аргументом в защиту совершенного открытия. Именно из Священного Писания служители и верующие могли черпать знания о том Чуде, которое совершилось по воле Божьей,  даже самим фактом явления Чуда свидетельствуя о бытие той силы, которая стоит за всем видимым многообразием объектов и связей.

С точки  зрения человека периода зарождения христианства, все открытия совершенные без научного обоснования, которого и не могло в то время быть, выглядели именно как чудеса. Поэтому на вере в чудеса и основана любая религия. Чудо с этой точки зрения - любое действие, которое происходит вопреки мнению или опыту конкретных людей, но которое следует из опыта Пророка (человека владеющего умозрительными методами обобщения реальности), который о них свидетельствует и может их продемонстрировать. Так деятельность Иисуса Христа является именно чудотворной, тогда как исходя из наших современных представлений многие его чудеса можно объяснить языком науки (гипноз, внушение, способность к врачеванию, ораторский талант, теоретические и экстрасенсорные способности). Поэтому методом религиозного познания (Бога) не может быть ни что другое как созерцание Бога и получение от Него откровений. Именно поэтому основой веры в религии являются так называемые Чудеса.

Чудом и Откровением является и сама Библия. То есть Библия с этой точки зрения, хотя и не содержит именно научных знаний, или их зачатков, если не считать ее научной по причине отражения в ней знаний, которыми обладали создававшие ее авторы, - является научной по духу, так как закладывает методы и основные положения ее методологии. Открытие принадлежности мира единому высшему началу, было поистине одним из первых величайших научных открытий, с которого началась современная наука как способ описания законов мира.

Научные задачи и ставились в том время только и исключительно в рамках богословия. Ведь не смотря на большие культурные традиции восточных религий, наука возникла не на их основе. Именно христианство с его главной идеей существования Бога-Творца всего сущего и стало тем фундаментом, на котором возникло здание современной науки.

Религию с полным основанием можно отнести к начальной синтетической форме постижения мира в его единстве и единственности. Наука ставит перед собой ту же цель, но эта цель сегодня по понятным причинам отлична от религиозной цели познания Бога. Этот кризис между формой и содержанием, который был потенциально заложен в христианской религии, основанной на идее Бога, неизбежно должен был привести к расколу в обществе.  Наука благодаря техническому прогрессу добилась выдающихся успехов и поколебала доверие к религии и ее методам. Более того, борьба эта не была бескровной. Научная форма познания мира приобрела за короткий период огромное число последователей, которые с одной стороны перестали видеть в идее Бога тот изначальный смысл, который и сделал эту идею такой успешной, а с другой стороны церковь стала сдерживающей силой в развитии научных форм познания. Догматизм и не способность критически переосмысливать собственный опыт стали причиной утраты церковью былого авторитета. И если до этого периода именно она считалась источником просвещения, то стремление ее Отцов жестко следовать букве Святого Писания, отрицая очевидные нелепости в толковании уже открытых свойств мира, отрицая те законы, которые априори подразумевает принцип Бога, сделало религиозное учение в глазах передовой части общества догматическим и архаичным.

Наверно самый известный конфликт между учеными и духовенством был связан с открытием Коперника. Это был первый конфликт, в котором церковь вынуждена была признать правоту взглядов ученого и отказаться от устаревших воззрений на мир. Открытия Кеплера и Ньютона закрепили авторитет науки, но в тоже время способствовали падению значимости религиозного мировоззрения. Особо острая полемика возникла по вопросу возникновения жизни и истории происхождения человека на Земле. И по сей день открытие Ч. Дарвина церковь рассматривает как ересь, как покушение на свои устои и противоречащее ее постулатам заблуждение. Видимо в этом есть своя правда, так как теория Дарвина некоторыми идеологами была воспринята вульгарно и применялась в качестве оправдания геноцида и социальных экспериментов. Однако само отрицание возможности познания законов развития и существования живого не имеет ничего общего с главной идеей христианства – с идеей о сотворении мира, с идеей существования единой основы всего сущего. Объективность существования данных закономерностей стала в определенный период столь очевидна, что выдающиеся ученые открыто выступили на ее защиту. Так в прусской Академии в 1883 г. Э. Дюбуа-Реймон выступил с докладом в защиту теории Дарвина и сравнил его теорию по значимости с Копернианской революцией, в результате чего прусский парламент был вынужден обсуждать выступление уважаемого профессора на своих заседаниях. Скандальным в данной ситуации было то, что взгляды молодого, но уважаемого ученого расходились со взглядами, которые высказывала по этому вопросу церковь. Но поскольку в те годы церковь уже была отделена от государства никаких взысканий кроме обсуждения поведения ученого в парламенте на него наложено не было, что свидетельствует о терпимом отношении в общественных кругах того времени к ученым и научной деятельности вообще. Эта тенденция сохранилась и сегодня. Так уже в наши дни 60 нобелевских лауреатов выступили против исключения данной теории из образовательной программы. И дело тут совсем не в идеологии или агностицизме, который получил в современном обществе большое распространение.

Можно от части согласиться с критиками дарвинизма в том, что эволюция сама по себе не создает виды, что случайность не порождает организацию, и что из неживого самопроизвольно не возникает живое. Жизнь действительно есть проявление существующей общей основы мира, которая задает параметры возможной реализации потенций, но ничего не СОЗДАЕТ из механического случайного отбора и вульгарно понимаемой борьбы за существование. Другое дело, что сам механизм естественного отбора не претендует на объяснение возникновение бытия живого, а только раскрывает механизм реализации потенций и смену тех форм, которые не могут в конкретных условиях продолжать свое существование.

В своей статье В.И. Гоманьков. Палеонтолог, кандидат геолого-минералогических наук пишет: «Очень важно, что мутации представляют собой случайные события. Поскольку, как мы говорили. Бог участвует в жизни мира, как-то влияет на него, то в мире должны существовать какие-то "точки приложения" Божественной воли ("органы управления", если пользоваться нашей аналогией с автомобилем), события, отражающие это Божественное вмешательство или промыслительное воздействие, имеющие его причиной своего существования. Как будут выглядеть эти "точки приложения" для наблюдателя "изнутри мира", то есть наблюдающего и описывающего только естественные причины явлений? Очевидно, как явления, не имеющие причин (естественных), то есть случайные. Таким образом, мы видим, что синтетическая теория эволюции, полагающая случайные события в основу эволюционного процесса, находится в полном соответствии с представлениями о том, что органический мир сотворен Богом, а противопоставление идей эволюции и творения, на котором настаивают креационисты, - не более чем недоразумение».

На лицо расхождение именно методов научного и религиозного познания. Религия в качестве основного метода отражения действительности использует критерий соответствия текстам Святого Писания, при чем, зачастую требуя буквального следования его догмам и содержащейся в нем информации, тогда как наука ставит во главу метода эксперимент, проверку, систематизацию и обновление понятийного и логического инструментария.

Научный метод – это метод, возникший из монотеистического представления о бытии мира, и представляет собой реализацию на практике заложенного в идее Творения потенциала для систематического накопления сведений и знаний об объективных законах и свойствах мира. И в этом смысле именно различие методов, которые и должны были сформироваться в процессе реализации  данного подхода, и делает науку и религию противниками, но противниками в разных «весовых категориях», в разных социокультурных средах. Религиозные формы объяснениям мира возникли раньше научных, и потому между ними существует большой временной и исторический разрыв. Именно поэтому говорить о конфликте науки и религии как двух противоположных форм отражения мира затруднительно, как затруднительно говорить о том, что тот повзрослевший человек, которого мы видим стоя перед зеркалом, является противоположностью того молодого человека, каким этот зрелый муж был двадцать лет назад. Сравнение некорректно.  В данном случае можно утверждать, что в нашем обществе сохранились культурные и религиозные традиции первоначального периода возникновения современной  науки, которые существуют на фоне развитых ее современных форм сегодня. В этом смысле конфликт чисто исторический, возрастной, а не фундаментальный и не антагонистический, как это принято порой представлять с обеих сторон.

Поэтому, сравнивая религиозные представления и суждения о мире с научными, надо об этом помнить и учитывать общность их происхождения.

Исходя из этих же представлений, нет никакой необходимости считать науку непримиримой соперницей религии, скорее они близкие родственники, и это очень хорошо демонстрирует современное богословие. Так Ватикан вкладывает огромные средства в оснащение своих исследовательских лабораторий и ведет такие же научные изыскания, как и всемирно известные научные центры. Методы доказательств, которые использует церковь, обусловлены религиозной культурной традицией, с учетом знаний о достижениях в современной науке. В силу именно специфики своего метода религия не может выполнять  функцию познавательную в той мере, в какой ее выполняет наука. Поэтому за религией пока еще остается приоритет в области отражения таких свойств, каким наука не дала пока рационального объяснения - вопрос о Сотворении Мира, и вопрос о Боге, как творце этого Мира. Церковь по определению не может пойти дальше того, чего она придерживалась во все времена, - она не может отказаться в вопросах толкования явлений от использования в качестве единственного доказательства своей правоты –  аргумента соответствия полученных наукой данных тем фактам, которые изложены в Святом Писании.

Поэтому конфликт между религией и наукой чисто семейный и происходит в границах одной парадигмы, и различие их сводится к различию методов легитимации знаний о мире. Вот что по этому поводу говорится в книге протоирея Глеба Каледы «Библия и наука о сотворении мира»: «Таким образом, только священные книги могут служить доказательством наличия противоречия между научными и религиозными представлениями о возникновении мира и его устройстве. Однако священные книги занимаются главным образом взаимоотношением человека и Бога, а не законами внешнего материального мира и его историей. Исключением из этого является лишь начало первой книги Библии, называемой "Книгой Бытия"».

Наука не признает главный постулат веры – Чудо Творения и бытие Бога. Но если религия не может в принципе принять на вооружение чуждый ей метод описания мира как возникшего случайно, то наука не хочет или еще не готова критически переосмыслить опыт религии в решении ею вопроса о причинах существования мира. При этом ученые нарушают один из важнейших научных методологических принципов – не делать суждений до научной постановки вопроса. Речь идет именно о заблуждениях научного характера, которые не позволяют ученым правильно подойти к решению той задачи, которая гораздо более успешно была сформулирована и частично решена в христианской религии.

Научный метод, это плоть от плоти метод религиозного представления о сущности мира. Однако успехи в науке создали общее заблуждение о независимости и автономности науки от центральной христианской догмы. Научные методы уже по своей сущности есть всего лишь особые познавательные процедуры, и они не могут быть основой мировоззрения, так как являются производными от более фундаментальных представлений о мире, хотя и выраженных не научным языком. Непонимание религиозной идеи основанности приводит к тому, что ученые в качестве аналога такой объединительной идеи предлагают сущности имеющие отношение к частным областям научного знания. Так законы самоорганизации или развития, эволюции и прогресса, рассматривались в качестве претендентов на пустующее место центральной идеи объяснения возникновения и существования мира. Однако именно в силу отражения ими лишь частных свойств тех или иных объектов они не могут заменить действительное понимание сущности наблюдаемого единства, которое делает возможным существование самой науки.

Существенным недостатком в методологии научного познания является недостаточно глубокое и осмысленное представление о процедуре познания. Теория познания слишком много внимания уделяет проблеме научного достоверного доказательства, проблеме истинности знании, нежели правильным методам получения описаний тех образов, которые возникают в нашем сознания при взаимодействии нашей сигнальной системы с окружающим и находящимся «внутри» нас миром. Сама процедура формулирования понятия и закона недостаточно ясно выделена как принципиально отличная от логических процедур выведения следствий конкретной научной теории. Поэтому в задачу формулирования определения привносится иной смысл, нежели чисто научный – например через него реализуются идеологические и мировоззренческие установки самих ученых. Поэтому зачастую доказательства бытия Бога рассматриваются с точки зрения несовпадения следствий заключенных в Писании со следствиями научных теорий, что попросту недопустимо.

Так же недопустимо использование следствий (суждений) в качестве общих определений, о чем уже было сказано выше. И как уже отмечалось, одним из различий религии и науки является разделение во времени стадий формулирования ими понятия Бога, где религиозное его определение, сформулированное в предельно образной форме, содержит ключевые характеристики этого принципа делающего мир зримым, а наука предъявляет определенный набор частных следствий и фактов из этого принятого по умолчанию постулата.  И поскольку на сегодня только в единстве обе процедуры дают целостное понимание сути искомого свойства, то по отдельности они не могут решить поставленную перед ними задачу.

Поэтому вопрос сближения (воссоединения) религии и науки переходит в практическую плоскость, поскольку потребность в этом проистекает не из наших иллюзий, а из объективного анализа самого явления – познания мира. Речь должна идти о новом уровне осмысления мира, который означает рассмотрение главной религиозной идеи с позиции накопленного наукой опыта.

 

 

Символ веры и оказательство бытия Бога в религии.

 

Для решения поставленной самим развитием познания задачи поиска единого основания, как религии, так и науки следует более детально разобраться в сущности основных постулатов религии. Речь в первую очередь идет об определениях символа веры и их доказательствах.

Верующему человеку, имеющему опыт постижения Бога через откровение не нужны другие свидетельства для принятия символа веры, сформулированного в Откровении. Для них достаточно духовного опыта, а вот для людей просто верующих, требуются свидетельства истинности этого постулата.

Основные постулаты веры таковы:

1.      Первична единственная субстанция и имя ей Бог.

2.      Мир  не  самобытен, но  явился  результатом  особого  творческого акта Божия. 

3.      Мир не образован Богом из вечно существующей материей, но сотворен, то есть и сама материя, и мир в целом (космос) вызваны из небытия к бытию единственно всесильным творческим словом Божьим.

4.      Творение мира было не моментальным, но постепенным, «шестидневным».

5.      Наряду с миром видимым, т.е. доступным восприятию наших чувств, создан и мир невидимый, сверхчувственный.

Более развернутое представление о сути этого понимания можно получить из следующих цитат.

А. И. Осипов «Путь разума в поисках истины».

«Что относится к общеобязательным истинам религии? Первой из них является исповедание духовного, совершенного, разумного, личного Начала — Бога, являющегося Источником (Причиной) бытия всего существующего, в том числе человека, и всегда активно присутствующего в мире...

По христианскому учению, «Бог есть Любовь» (1 Ин. 4:8), Он наш Отец (Мф. 6:8-9), «мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17:28). Бог есть то изначальное Бытие и Сознание, благодаря которому существуют все формы материального и духовного бытия и сознания во всем их многообразии, познанные и не познанные человеком. Бог есть реально существующий и неизменный, личностный идеал добра, истины и красоты и конечная цель духовных устремлений человека. Этим, в частности, христианство, как и другие религии, принципиально отличается от иных мировоззрений, для которых высший идеал реально не существует, а является лишь плодом человеческих мечтаний, рациональных построений и надежд...

…Все приведенные высказывания содержат, по существу, одну и ту же мысль. Творческие Божественные энергии (идеи «предвечной Софии», Божественное слово) «сообщили существенность» (сущностность, сущность) всему тому, что само по себе есть ничто: материи, космосу, духам, включая и венец творения — человека. Тварный мир явился осуществлением Божественного знания вещей, Божественные энергии стали основой бытия «вещей», их «субстанцией». Следовательно, космос без субстантивирующей его Божественной энергии есть ничто, небытие. Бытие мира зиждется исключительно на силе, энергии Божественного слова: «И сказал Бог: да будет... И стало так!» «Ибо все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:36). Таким образом, в основе мира лежит не какая-то вечная материя, но нетварная, духовная идея Бога о мире, Его энергии, и в этом смысле «Бог есть и называется природой всего сущего».

Таким образом религия дает свой ответ на мучающих всех мыслящих людей вопрос: почему существует мир, и предлагает соответствующие следствия, на основании которых предлагаются соответствующие схемы отношения человека к миру, к людям, к истине, к жизни и смерти.

Как уже было сказано, для верующего не нужны доказательства. Ту истину, о которой идет речь можно постичь и не прибегая к понятийному мышлению, то есть охватить ее всю в форме образа, как например в образе Бога. Поэтому знание о Боге уже опираются на весь комплекс переживаний и смыслов, которые существуют независимо от того, нашли мы им вербальную форму выражения или нет.  Однако существование апологетики и в частности аргументов доказывающих бытие Бога оправдано и объясняется тем, что «это обусловлено необходимостью раскрытия христианских истин человеку мало церковному или неверующему, но ищущему, с тем, чтобы он получил оптимальную возможность принятия их в качестве основополагающих мировоззренческих принципов. Подобный подход является и защитой основных ценностей христианской религии перед лицом критики, и, одновременно, оптимальным условием конструктивного диалога с иными религиозными системами мысли» (Осипов).

В строгом смысле слова, доказательством могут считаться чисто формальные процедуры, использующиеся в математике и других точных науках. Однако такая категоричность вызывает обоснованные возражения.

Начнем с того, что считать объектом доказательства, что может быть таким объектом. С одной стороны этими объектами могут быть и чаще всего бывают наши суждения по поводу некоторого действия и следующего за ним события, или рассуждения, которые приводят к известному и прогнозируемому итогу. Так если мы предполагаем на основании нашего опыта, что завтра снова будет день, так как этот порядок вещей сохраняется и наблюдается продолжительное время, то это будет  чисто эмпирическое доказательство самого «низшего» уровня. Другое дело, если мы предположим восход Солнца, исходя из знания законов устройства солнечной системы и законов вращения планет, то это уже будет другой уровень доказательства, так как мы будем доказывать не только правильность построения нашего суждения, его истинность, корректность использования известного знания, но наше доказательство будет подтверждать те следствия, которые вытекают из теоретического положения о вращении планет вокруг общего центра масс.

Но и это еще не все. Тем же самым доказательством мы будем доказывать (если наше утверждение будет подтверждено) и истинность самой теоретической посылки, самой аксиомы, закона, лежащего в основе теоретических представлений об исследуемом объекте. Поэтому мы можем доказывать или правильность построения следствий из теоретических положений частной науки, или правильность получения и оформления теоретических положений данной науки. Данные процедуры отличаются друг от друга не только формой, но и объектом проверки.

Наука чаще прибегает к первому способу доказательств, так как теоретическое положение, которое кладется в основу теории, не рассматривается как объект проверки: оно или соответствует реальности, или ей не соответствует, и отбрасывается. Взамен утраченного предлагается новое, и не всегда его появление осмысливается в рамках его развития и преемственности, как результат оценки его адекватности изначально данному в сознании исследователя образу соответствующей закономерности.

Наука, выбирая в качестве объекта для доказательства истинности постулаты религиозного знания, чаще всего в силу собственной специфики понимает под доказательством буквальную связь сказанного с тем, что оно подразумевает в эмпирической части прогноза. Поэтому религиозные доказательства, которые опираются на Откровения Священного Писания, воспринимаются как лже-доказательства, как схоластика, оторванная от реальности.

С других позиций оценивают результат и объект доказательства религиозные ученые, которые не рассматривают научные следствия как доказательство по той причине, что в основе научного доказательства лежит эмпирический опыт и проверка на логическую непротиворечивость. Со своей стороны они признают за доказательства только второй вариант, который относится к истинности абстрактной аксиомы, которая кладется в основание теории или ее ядра.

Думается, что доказательства бытия Бога (аргументы) являются в религиозном познании именно доказательствами правильности абстрактных (теоретических) понятий, отражающих невыводимую аксиому всякой теоретической конструкции, где ее определением является наиболее адекватное описание изначального образа, который возникает в сознании, когда человек осмысливает ту или иную область действительности с целью выявления во множестве событий свойственной им закономерности, то есть повторяемости. Слепок этой закономерности и фиксируется в образе, который и берется за основу религиозного и научного видения объекта. Описание этого образа и является определением, а применение этого определения формирует систему следствий, что в комплексе и является теорией данного объекта исследования.

Религиозные доказательства – это доказательства верности абстрактной аксиомы (образа), истинность которой правда проверяется или посредством личного религиозного и  жизненного опыта, или посредством соотнесения полученных выводов с текстами Откровения. Именно поэтому наука и не воспринимает данные доказательства как научные, достоверные, поскольку сама тяготеет к первой, чисто формальной и эмпирической процедуре доказательства истинности следствий и суждений, сделанных на основе соответствующих аксиом.

Хотелось бы сказать еще несколько слов о причинах, которые делают главным вопросом веры и доказательства проблему бытия Бога. Бог в этом контексте выступает как образ основанности мира, образное определение которого как единого Творца и основы мира и стало самым значимым открытием, совершенным основоположниками христианской религии. Именно уверенность в том, что мир основан, и послужила причиной бурного расцвета науки, так как этим обосновывалась возможность познания мира. Без этой уверенности научный прогресс не был бы так стремителен и так продуктивен.

Данная «аксиома Бога» является общей аксиомой (метааксиомой) для всех научных теорий во всех областях познания. Поэтому доказательство верности именно этой, а ни какой-либо другой научной аксиомы и является центральной задачей богословия. Хотя мы можем обнаружить и ясное понимание того, что доказательств формальных в данном случае быть не может. Сам образ основанности не требует для верующего рациональных доказательств, и его верность проверяется и подтверждается самой жизнью, личным опытом верующего и самим Откровением.

Отчасти, это действительно так. Однако именно по той же причине, что описание какой-либо аксиомы (образа свойства) есть определение, некая абстракция, следовательно, и сама процедура формулирования определения есть явление временное и историческое, а потому доступное проверке на соответствие правилам подобной процедуры и на соответствие реальности последующих результатов его применения. Поэтому и существуют «доказательства» бытия Бога, хотя и признается их вторичность по отношению к первичности личного религиозного опыта верующего, или тех откровений, благодаря которым человек обретает веру.

Поэтому ничто не запрещает нам применить научный метод проверки истинности утверждения к постулату научной веры, на предмет его соответствия действительности, тем более, что доказательства были предложены самими богословами.

 

Существует несколько доказательств данного понимания главного принципа лежащего в основании всего существующего. Все они объединены одним главным понятием – Бог. Поэтому все они должны рассматриваться как следствия «аксиомы Творца», где единственным понятием которое логическим способом не может быть доказано и выведено, является понятие Бога. Доказательство самой аксиомы может быть только теоретическим, а тем самым обязано пройти проверку на соответствие действительности всех следствий, которые из нее выводятся.

Обычно сложность доказательства истинности, как соответствия своему определению понятия Бога заключается в том, что не религиозные критики рассматривают его содержание в контексте обыденного понимания его содержания, то есть исключают образную и символическую природу этого определения, обычно отождествляя Бога с образом старца с бородой, сидящего на небесах и озирающего плоды своих усилий. Видимо, подлинная суть этого образа таким способом не раскрывается и остается недосягаемой для понимания.

С другой стороны само содержание этого образа выражено в Священном Писании теми образными средствами, которые были доступны людям во времена зарождения христианства. Это тоже сбивает с толку современного критика и заставляет толковать чудеса и метафоры исключительно в обыденном и буквальном смысле. По всей вероятности мы имеем дело с закодированной в образной форме и выраженной посредством обыденных и привычных явлений информацией. Ключ к этой информации заключен как в самом тексте, так и в откровениях самих пророков и тех мыслителей, кто эти тексты прочитал правильно и воспринял их истинный смысл. Конечно, нельзя буквально рассматривать все тексты Библии как некий код, но как образную форму изложения главной идеи, и ее следствий – непременно. Что касается аргументов, то их надо рассматривать как развитие идеи Бога посредством ее приложения к личному опыту и накопленным человечеством знаниям.

Цель использования аргументов сводится к подтверждению бытия Бога как некой сущности, благодаря которой существует весь мир во всех его проявлениях. Поэтому все доказательства берутся из мира, из обобщения реальных фактов, на основании анализа которых можно судить о верности данной идеи, данного предположения. Являясь главным символом веры («Этот Бог, Бог нашей веры, Бог и Отец Иисуса Христа, наш Бог и Отец, в то же время является «Господом неба и земли», как назвал Его Сам Иисус (Мф 11, 25). Он – Творец») – понятие Бога может быть проверено на истинность как любое другое, и такую проверку и демонстрируют его доказательства (представленные аргументами).

Данные доказательства вполне могут считаться убедительными, как и доказательства теорем геометрии, так как их аксиомы тоже вводятся без доказательств, как данность. Однако это не мешает считать геометрию точной наукой и доказывать на основании принятых аксиом соответствующие теоремы.

По этой же причине, если рассматривать понятие Бога как именно понятие, как описание общего для всего сущего свойства, к нему вполне можно применить и процедуру научной критики. Следует отметить, что подобных доказательств может быть великое множество, так как бытие Божие, исходя из определения, имеет отношение ко всему, что происходит в мире и любое явление этого мира может, как подтверждать правильность формулировки понятия, так и выявлять его несоответствие по данному параметру.

В своей книге «Путь разума в поисках истины» А.И. Осипов приводит 7 по его мнению самых значимых доказательств бытия Бога. Однако для полноты картины этого недостаточно. Поэтому приведем 16 доказательств из статьи «Аргументы в пользу бытия бога» Хлебников Георгий, канд.филос.наук (опубликованной в on-line version журнала «Фома» №8 http://www.trimo.com/foma ), на основании которых можно продемонстрировать как достоинства предложенного в Священном Писании определения Бога, так и недостатки этого определения по критерию соответствия выводимым из него следствиям.

Целью приведенных аргументов является рациональное обоснование того, что понятие Бог может объяснить свойство этого мира обладать способностью наличествовать в форме мира объектов. Критика самих доказательств будет направлена на обнаружение их слабости, исходя из критерия их соответствия поставленной перед данным определением задачи, а именно, объяснить, как и почему этот мир является нам в качестве мира, то есть дать определение свойству этого мира быть, существовать, наличествовать  (быть Личностью) в качестве мира.

 

 

1. Экзистенциальный аргумент

 

«Первое доказательство, которое можно назвать "экзистенциальным" (то есть "доказательством от существования"), формулируется так: Почему все, что есть, скорее есть, чем нет? Другими словами, существование любой вещи или структуры требует непрерывных затрат энергии; когда ее внутренний запас истощается или прекращается ее приток извне, структура разрушается. Поэтому вечное бытие Вселенной противоречит, например, второму началу термодинамики, согласно которому все звезды во Вселенной должны были бы давно погаснуть и даже атомы – распасться, если бы, как утверждают материалисты-атеисты, природа существовала вечно.

Так почему же она все-таки существует как БЫТИЕ, как прекрасный и чудесный Космос? Несомненно, только потому, что была Кем-то сотворена и с тех пор поддерживается Им».

 

Критика: главное, на что надо сразу обратить внимание – это верное определение того, почему мир не может существовать, если у него не было бы такого свойства, которое позволяло бы миру оставаться миром в нашем обыденном понимании. Возникает вполне обоснованное противоречие с видимым, если предположить, что нечто обеспечивающее существование миру должно быть или безмерным  или отсутствовать вовсе. Безмерное не может быть обнаружено, а, следовательно, оно и не должно принадлежать миру. А то, что не обнаруживается, не может и воздействовать на мир. Поэтому безмерное в онтологическом смысле не может быть основой бытия мира.

Но если у мира нет основы, то такой мир так же не может существовать, как не может и возникнуть такой мир, если бы не свойство мира быть сотворенным, основанным, существующим за счет чего-то.

Однако здесь сразу же возникает проблема объяснения мира исходя из воли Творца, поскольку эту волю и энергию творец сам должен откуда-то черпать, что при его возможностях, конечно, не составит для него большого труда, однако если этот источник находится в бесконечности, то возможность его использовать теоретически равна нулю. Для этого надо было бы использовать такие ресурсы, которые сами бы всегда нуждались в ресурсах для своего существования. А так как найти первый по счету ресурс не представляется возможным, то и говорить об основании, о поддержке чего- либо чем-либо, бессмысленно. Так появляется главный кошмар веры рациональной, натуралистической, материалистической – кошмар бесконечности. Для его преодоления или нужно отказаться от образа Творца (Материи, Природы), или предложить другой, более адекватно объясняющий этот феномен принцип, с учетом того, что он не может быть вне мира, то есть должен быть познаваем и определяем через его проявление, то есть через бытие.

2. Закономерность устройства Вселенной

«Почему все, что есть, закономерно и поразительно упорядочено, несет на себе несомненный отпечаток разумного плана устройства целого? Ведь такой план не может не предполагать существования сверхчеловеческого по своим возможностям Ума, подлинно божественного Планировщика (так как закономерность – свойство разума)?

Так, Николай Коперник (1473-1543), создавший теорию о том, что в центре универсума находится Солнце, а Земля только вращается вокруг него, полагал, что эта модель демонстрирует мудрость Божию в мироздании, ибо "кто еще мог бы поместить эту лампу (Солнце) в иную или лучшую позицию?"

Когда часовщик собирает механизм часов, он скрупулезно прилаживает одну деталь к другой, берет пружину точно рассчитанной длины, определенных размеров стрелки, циферблат и т.д. В результате получается прекрасный механизм, который уже самим фактом целесообразности и рассчитанности своего устройства указывает на создавший его ум.

Но насколько же сложнее, гармоничнее и разумнее устройство всей окружающей нас Вселенной, этого прекрасного Космоса!

Альберт Эйнштейн (1879-1955), сформулировавший теорию относительности, так выразил эту мысль: "Гармония естественного закона открывает столь превосходящий нас Разум, что по сравнению с ним любое систематическое мышление и действие человеческих существ оказывается в высшей мере незначительным подражанием".

Поэтому невозможно допустить, чтобы все это было делом случая, а не разумного Провидения, то есть Промысла Божия».

 

Критика. Целесообразность и  закономерность мира возвращает нас к необходимости искать источник этой целесообразности, то есть такой основы, которая бы была источником всех изменений, но сама в основании не нуждалась бы. Однако, если такая основа как некая Абсолютная сущность будет обладать способностью действовать целесообразно, и при этом все, что она созидает, не будет подчиняться тем же законам, по которым она существует, то это автоматически будет означать наличие другой более общей для Творца и Творения сущности, которая опять будет нуждаться по тем же соображениям в своем основании. Так снова возникает «кошмар» бесконечного ряда оснований. (Здесь мы говорим только о возможности описания такой основы, исходя из ее онтологического определения, как Абсолютной, всеобъемлющей сущности).

Наука предлагает в качестве выхода из этой ситуации использовать образ бесконечно сложной и постоянно творящей себя и сами законы Природы. Однако наличие строгой упорядоченности объектов мира заставляет усомниться в том, что хаос может порождать порядок. Аргументы будут идентичны предыдущим. Следовательно, должно существовать такое свойство, что делает мир видимым и совершенным как будто построенным по определенному чертежу или плану.

Здесь можно отметить еще один интересный момент. Если мы уже рассматриваем мир как существующий в нашем структурно упорядоченном сознании, то он не может не быть таковым, так как он нам уже является в форме образов. Даже если исходить из того, что именно сознание является такой сущностью, то тем самым мы снова возвращаемся к проблеме понятия его всемогущества. Однако все, что связано с созданием как особой формой бытия, как объекта конкретных наук, не позволяет предполагать за ним никакой особой творящей функции, благодаря которой окружающий нас мир должен бы был существовать и обнаруживаться нами как нечто обладающее общей основой.

Все что нам известно о сознании и его законах, не позволяет рассматривать его свойства по отношению к свойствам других объектов в качестве не только субстанциальных, но и фундаментальных.

3. Космологический аргумент

«"Космологическое доказательство" бытия Бога было разработан еще древними (в частности, Аристотелем) и чаще всего встречается в следующем виде: каждая вещь в мире и все, вся Вселенная в целом имеет причину своего существования, но продолжать эту последовательность, цепочку причин до бесконечности нельзя – где-то должна быть Первопричина, которая уже не обусловливается никакой иной, иначе все оказывается безосновательным, "повисает в воздухе".

О такой Причине говорят не только философы, но и многие естествоиспытатели и ученые. Так, знаменитый Луи Пастер (1822-1895), разработавший, между прочим, всемирно известный процесс очищения молока, который с тех пор носит его имя, часто упоминал "космическую асимметричную Силу", которая создала жизнь. Он полагал, что понятие ПРИЧИНА "следовало бы резервировать для единственного божественного импульса, который сформировал эту Вселенную".

Понятно, что такой беспричинной причиной является Бог: "Бог не человек" – Он духовен ("идеален", как мысль), то есть находится вне времени и пространства, поэтому не возникает, а существует вечно, являясь не причиной в физическом значении этого слова, но Создателем видимой Вселенной и ее законов».

 

Критика: отчасти и данное утверждение имеет под собой серьезные основания, чтобы быть принятым в качестве аргумента. И сама аргументация похожа на ту, которая приводит к опровержению наличия Творца, о чем сказано выше. Мир не может иметь причину в бесконечности. Значит, если таковой причиной по выше приведенным возражениям не может быть Творец, как объективная сущность, то, следовательно, надо просто искать другое определение этого свойства, которое объясняет наличие причинности, не сводя ее сущность к наличию Первопричины.

С другой стороны, как утверждал еще И.Кант, понятия причинности и следствия являются априорными формами отражения мира, разум с помощью них упорядочивает свое собственное  знание о мире. И тут мы должны понять, что мышление тоже является особой формой бытия объектов мира, которую наше сознание способно выделять в качестве особого научного объекта – образов мышления, а наука, которая занимается свойствами, законами взаимодействия этих образов называется онтологией.

4. Антропность Вселенной

«"Антропный принцип Вселенной" как доказательство существования разумного плана устройства Вселенной и Бога был, – наверное, невольно – выдвинут современной наукой, которая внезапно выяснила, что жизнь на Земле, появление человека и развитие цивилизации возможны только при наличии и сочетании чрезвычайно жестких и парадоксально маловероятных условий, которые как бы изначально заложены в самой природе: фиксированного расстояния от Солнца (немного ближе к нему – и живые организмы сгорели бы, немного дальше – замерзли, превратившись в бесчувственные глыбы льда); наличие вращения Земли, без которого на одной половине планеты царила бы невыносимая жара, в то время как другая была бы скована вечным льдом; существование у нее определенных размеров спутника, обеспечивающего сложную систему циркуляции водных потоков; полезные ископаемые и ресурсы: уголь, металлы, нефть, воды и т.п., без которых не могла бы возникнуть и развиваться техногенная цивилизация, и т.д.

Более того, у современных ученых складывается впечатление, что вся Вселенная расположена и ориентирована таким образом, чтобы на нее можно было смотреть человеческими глазами! Существующая координация, взаимосвязанность и взаимозависимость этих факторов такова, что возможность ее "случайного" появления полностью исключается».

 

Критика: это не вполне самостоятельный аргумент, поскольку он повторяет предыдущие и отражает наличие строгой взаимообусловленности всего со всем, чего от хаотически «организованной» природы или материи едва ли можно было бы ожидать. Поэтому хотя данный аргумент и подпадает под критику предыдущих аргументов, но он дополнительно свидетельствует о том, что разговоры об основанности мира, о заложенном в нем свойстве «иметь основу для своего наличия» - не пустой разговор.

 

5. Базовые константы

«Следующее доказательство созданности Космоса разумной волей также сформулировано на передней крае современной космологии и физики, которые обратили внимание на парадоксальность существования Вселенной в том виде, в каком она существует: выяснилось, что только по четырем основным базовым физическим константам, без которых она не могла бы длительно существовать в качестве структурно организованного целого, вероятность их "случайного" возникновения и координации между собой равна примерно 10 в минус 100-й степени. А ведь базовых констант не четыре, а еще больше...».

Критика: на данный аргумент следует обратить особое внимание, так как он будет одним из основных в предлагаемом далее научном определении названного выше свойства. Уже само наличие каких бы то ни было констант говорит о невозможности существования мира без наличия у него такого фундаментального основания, которое делает мир миром, то есть имеющим свои изначально ему присущие константы бытия.

 

6. Телеологический аргумент

 

«Следующее "телеологическое" (от греч. "телос" – исполнение, результат) доказательство бытия Бога в общем виде известно со времен античности, когда Аристотель впервые заметил наличие в организме некоторых животных и в природе явно выраженных целесообразностей. Однако только современные открытия в биологии бесспорно доказали системный характер этих телеологических механизмов и их необходимость для существования и выживания практически всех видов живых существ.

Этот поразительный факт однозначно указывает на наличие в мире определенной и разумной программы развития, то есть Провидения, которое и называется Промыслом Божьим».

Критика: Наличие целеполагания в жизни людей и животных, откуда и взято это понятие цели, свидетельствует о существовании основы для такого полагания, так как в хаотически возникающей и эволюционирующей природе само предположение об ее логичности является бессмысленным. Но само понятие Бога как всеобъемлющей сущности как раз и вступает в противоречие с реальностью, поскольку всеобъемлющий Бог непознаваем, и его действие никак для нас не может быть обнаружено. Поэтому те свойства, которые свидетельствуют о «целесообразности» мира, могут относиться только к действию реальной причины, к изменениям самих объектов.

 

 

7. Трансцендентальный аргумент

 

«"Трансцендентальное" доказательство существования идеального мира и Бога отчасти было открыто Кантом и может быть представлено следующим образом: существует мир вне пространства и времени – духовный мир, мир интеллекта, мысли и свободы воли, что доказывается наличием в каждом человеке мыслей, которые могут относиться к прошлому и будущему, то есть "путешествовать" в прошлое и будущее, а также мгновенно переноситься в любую точку пространства.

Каждый из нас, обратив сознание к источнику возникновения своих мыслей, может без труда заметить, что они появляются как бы откуда-то извне, мысль оказывается как бы проецируемым откуда-то духовным лучом, который освещает материальное бытие как солнечный зайчик – его никак, никому и никогда не удается накрыть рукой, он всегда оказывается сверху...

Таким образом, человеческая мысль, якобы рождающаяся в мозгу, оказывается одновременно внутри и вне материи – она будто бы возникает благодаря нейрофизиологическим процессам в тканях мозга, окружена костями черепа, но, одновременно, принципиально существует вне любой материи, вне пространства и времени.

Благодаря этому человек ясно сознает, что обладает духовной природой, которая принципиально иная, чем физический мир, который его окружает. Но из этого следует, что эта иная природа, этот Дух, проявлением которой является человек, так же обладает и разумом, и свободой воли - как сам человек».

Критика: этот аргумент касается онтологической сущности Духа, который дан нам в виде образов, которыми мы можем управлять, познавать, но которые не являются тем, что нам принадлежит полностью, то есть они обладают собственным бытием. При этом данные образы несут нам информацию о тех процессах, в результате которых они возникают и обнаруживаются в нашем сознании при взаимодействии наших «сенсоров» с тем, что этими «сенсорами» не является. То есть речь идет о том, что находится за «границей» бытия, за той образной картиной нашего видения некого Мира (схемы для дальнейшей деятельности), о котором мы можем судить как о единственной причине  изменений происходящих в сознании. Можно добавить к сказанному, что без основанности, и того, что не относится к нашему «Я», и того, что является нашим внутренним ощущением себя в качестве отдельной сущности, никакое бытие как некая образная реальность не могла бы существовать.

 

8. Креационистский аргумент

 

«Следующее доказательство можно было бы, наверное, назвать "креационистским" - оно основывается на факте существования в природе организмов и живых систем, которые принципиально не могут развиться в подобное целое из частей эволюционным путем так, как считает дарвинизм, а могут быть только созданы вместе, как именно такое органическое целое.

К ним, например, может быть отнесена взаимосвязанная система сердца, легких и кровообращения у живых существ: невозможно представить, чтобы сначала, предположим, появилось одно только кровообращение без сердца, затем к нему постепенно "приставилось" сердце и начало перекачивать кровь и только после этого только начали развиваться легкие».

Критика: все это указывает на наличие у всего сущего некой основы, то есть поля возможностей, которые не привносятся от частей, не являются результатом произвольного сложения произвольного, а заложены изначально, даны как данность, но проявляются в более частных по отношению к главному принципу действиях. Но и этот аргумент, есть лишь одно из следствий главного постулата  выделенное из области биологии.

 

9. Опытный аргумент

«Доказательство существования Бога и духовного мира из личного опыта – большинство людей встречалось в своей жизни со "странными" проявлениями божественного и сверхчеловеческого: как благотворного, Божественного, так и зловредного, демонического, или, наверное, чаще всего, того и другого вместе».

У А.И. Осипова, в той же книге, этот аргумент назван религиозно-опытным, но изменение названия не меняет сути. Приведем его полностью из-за важности его для последующего сравнения с тем образом свойства быть, который будет предложен в качестве синтетического (научно-религиозного), поскольку многое из сказанного вполне может быть рассмотрено как классический пример доказательства «от фактов»:

 «…Если проследить внимательно историю науки, то становится ясно, что вся она — история борьбы с преклонением перед очевидностью, которая всегда выступала от имени житейского здравого смысла. А ведь так называемый здравый смысл есть не что иное, как накопленный и обобщенный веками повседневный опыт людей. Казалось бы, идти против него бессмысленно, ведь он и только он — единственный критерий истины. Лишь с большим трудом люди начинают понимать, что их повседневный опыт вовсе не абсолютен, что он охватывает только некоторые поверхностные стороны событий и явлений, что житейский здравый смысл ограничен, что есть очень много неопровержимых фактов, не укладывающихся в незыблемые, казалось бы, самоочевидные истины».

Религия как живая личная связь человека с Богом, по выражению отцов Церкви, есть «наука из наук». Таковой она является, прежде всего, в силу ее исключительной важности для человека, но также и по причине ее соответствия науке, которая основываются на опыте и им проверяются. «Вообще говоря, когда выводы науки расходятся с фактами, предпочтение отдается фактам (при условии, что факты еще и еще раз повторяются)».

Бытие Бога и является фактом, проверенным «еще и еще» бесчисленное множество раз. Люди разных исторических эпох, с глубокой древности и до наших дней включительно, различных рас, национальностей, языков, культур, уровней образования и воспитания, часто ничего не зная друг о друге, с поразительным единодушием свидетельствуют о реальном, невыразимом, глубочайшем личном переживании Бога — именно переживании Бога, а не просто «чего-то сверхъестественного», мистического.

В науке факты делают теоретическую догадку общепризнанной истиной. Достаточно нескольким ученым посредством приборов увидеть след элементарной частицы или новую галактику, как уже, фактически, никто не сомневается в их существовании. Какие же основания отвергать опыт огромного числа величайших в своей области ученых, свидетельствующих о непосредственном (!), а не через приборы или следы на фотографиях, видении Бога? И каких ученых — подвижников. Тех, которые творили чудеса, прозревали будущее, переносили изгнания и ссылки за слово веры и правды, которые претерпевали пытки и надругательства, проливали кровь, и саму жизнь свою отдавали за непоколебимое исповедание Бога и Христа, тех, которые даже мыслью неспособны были совершить обман или увлечься славой человеческой?

Где же основания для отрицания этого факта? Может быть, все эти Павлы и Петры, Иустины Философы и Павлы Препростые, Макарии Великие и Иоанны Дамаскины, Клименты Римские и Исааки Сирийские, Иоанны Русские и Саввы Сербские, Сергии Радонежские и Серафимы Саровские, Игнатии Брянчаниновы и Амвросии Оптинские, Достоевские и Паскали, Мендели и Менделеевы — невозможно перечислить имена только тех, о которых знает весь мир, — так, может быть, все они лишь «по традиции» верили в Бога, или были фантазерами, отсталыми?

Как рассматривать этот грандиознейший в истории человечества факт? Может быть, необходимо над ним задуматься или и «подобные факты лучше отрицать, чем опускаться до попыток объяснить их?» «Да, нелегкое дело — заставить поверить в новые факты, не укладывающиеся в сложившуюся систему убеждений», к тому же еще требующие духовно-нравственной работы над собой…

Опыт этих ученых науки из наук — говорит не о голословной их вере, не о мнении, не о принятой гипотезе или простой традиции, но о факте познания Бога.

…Богопознание — точная наука, а не хаос мистических экстазов и болезненных экзальтаций на почве повышенной нервозности. В богопознании есть своя последовательность, свои условия, свои критерии. Как осуществляется познание Бога? Начало — в бескорыстном искании истины, смысла жизни, нравственной чистоты и понуждении себя к добру ради добра. Без такого начала «эксперимент» богопознания не может быть успешным. В Евангелии это условие выражено кратко и ясно: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8)».

Критика: на самом деле это очень сильный аргумент, имеющий отношение, как к религии, так и к науке, к научным доказательствам. Единственное пока, чем можно  здесь возразить на это не в религиозном, а именно опытном смысле, что научный опыт имеет более сложную структуру и более индифферентный по отношению к Откровению (или откровениям) характер. Это делает научный язык универсальным средством передачи и хранения информации, и менее исторически и идеологически ангажированным. Поэтому преимущество научного подхода к объяснению феномена явления Первообраза различным людям в различные эпохи и должно быть использовано в полной мере.

 

10. Исторический аргумент

 

«Доказательство от существования у ВСЕХ наций и народов представлений о Боге и сверхчеловеческих силах в той или иной форме; если индивидуумы-атеисты и встречаются у многих народов, то "атеистических" наций на Земле не бывает».

Критика: этот аргумент повторяет предыдущий, и отличается только тем, что  обращается уже к историческому опыту целых народов, которые с наблюдаемым и характерным постоянством созидают свои учения с одним и тем же символом веры – Богом. Однако этот же аргумент можно вполне использовать как следствие обнаружения в мире его свойства быть, при условии научного переформулирования главного определения. Тогда не исключено и появление новых аргументов, ранее не использованных.

 

11. Апелляция к авторитетам

Доказательство от веры в Бога большинства выдающихся гениев человечества. Например, абсолютного большинства Нобелевских лауреатов.

Критика: данный аргумент так же повторяет предыдущие, только обращен он к авторитету ученых, и к их научному и личному опыту.

 

12. Гении религиозности

 

Несомненным доказательством бытия Бога является также регулярное появление в истории человечества великих святых и религиозных деятелей, которые непосредственно имеют духовные откровения свыше и свидетельствуют тем самым о Его бытии.

Критика: тоже самое, но обращенное к гениям религиозного познания.

 

13. Аргумент от противного

 

«Доказательство от противного: трагическая судьба проектов (и часто собственной жизни и судьбы) выдающихся атеистов…».

Критика: социальная тематика не раскрывается данным аргументом и его утверждение очень спорное, так как противоречит собственно главному тезису религии – тому, что мир имеет законы, так как сотворен. Только незнание законов социального развития и можно считать единственной причиной крушения многих проектов, тогда как именно религиозные постулаты требуют наличия таких законов. Аргумент действительно «от противного» - потому и опровергает ложно сформулированное доказательство, тогда как сформулированное в более строгой форме оно как раз и может быть рассмотрено как «аргумент социальный».

 

14. Этический (нравственный) аргумент

 

Широко известно и "этическое доказательство" бытия сверхчувственного мира, которое исходит из объективного существования морали и этических законов, регулирующих поведение человеческих существ.

«Исследования многих философов указывают на то, что события и воздействия окружающей среды только до определенной степени могут предопределять поведение людей и принуждать их к тем или иным поступкам: как бы ни было сильно давление извне, у человека всегда есть возможность разорвать причинно-следственную связь, которой подчиняется неразумная природа и поступить как свободное существо, то есть как существо иного, нездешнего мира!

Для иллюстрации этого можно привести простой пример: почему одни люди подают милостыню, а другие нет? Казалось бы, последние поступают вполне логично и разумно — зачем же расставаться со своими средствами, деньгами, заведомо зная, что вы не получите никакой компенсации?!

Так что же принуждает первых все-таки подавать милостыню, иногда даже в значительных размерах? В физическом мире, в природе нет ничего, что могло бы объяснить подобное "нелогичное" поведение — это объяснение лежит вне этого, в сверхчувственном мире, где находятся великие нравственные идеи любви, добра и милосердия…

Неискоренимая же потребность человека в постоянном духовном и нравственном совершенствовании заставляет наш разум, по Канту, с такой же необходимостью постулировать и бессмертие души» — прим. составителя)».

Критика: суть аргумента можно свести к признанию обоснованности и нравственных качеств человеческой личности, наличия нравственных законов, которые объективно относятся к той же основе, из наличия основания следуют, что как правильно замечено может служить для верующих доказательством бессмертия души, как причастной к вечному и единому для всего источнику. Однако и это лишь следствие, истинность которого проверяется восхождением к понятию, из которого она выводится, то есть к определению Бога.

 

15. Эстетический аргумент

 

Большое распространение получило также доказательство бытия Бога под названием "эстетический аргумент", которое гласит: в природе существует удивительная сверхъестественная красота звездного неба, закатов и рассветов, Северного сияния, гармоничных картин природы, совершенного устройства прекрасных тел живых существ и т.д., которая будто специально предназначена для эстетического наслаждения разумного существа - человека - потому что помимо него в самой природе созерцать ее просто некому.

Критика: все относящееся к 14-му аргументу в полной мере относится и к данному. Отличие данного аргумента в том, что он подтверждает наличие эстетических закономерностей.

 

16. Аргумент Фомы Аквината

 

«Доказательство бытия Бога "от реального к абсолютному совершенству", его выдвинул Фома Аквинский: в природе существует ясно наблюдаемая градация совершенства внутри различных видов бытия, которая может быть понята только при наличии абсолютно совершенного Существа, то есть Бога».

Критика: речь идет об организованности мира, его множественной структуре, которая имеет своим основанием некую единую «матрицу» бытия. Этот аргумент объединяет те аргументы, которые говорят о целесообразности мира, о его основанности, закономерности и не случайности его проявлений. Наличие такого структурного распределения (объектность мира) служит доказательством наличия единой основы.

 

Онтологический аргумент

 

«Представленные в приведенной выше статье соображения в пользу бытия Бога будут неполными без онтологического аргумента. Суть любого онтологического аргумента сводится к восхождению от понятия о Боге к бытию Бога: если в моем уме присутствует мысль о Боге, значит, Бог существует. Это — сущность аргумента. Обычно считается, что данный аргумент впервые был предложен Ансельмом Кентерберийским, но, по признанию многих философов, первым был все же Плотин…

Согласно Плотину, Единое можно созерцать постольку, поскольку оно существует. Онтологический аргумент исходит из идеи совершенного Существа. Логика его такова: если в нашем уме есть понятие о Существе всесовершенным, то такое Существо необходимо должно существовать, поскольку, не имея признака бытия, Оно не было бы всесовершенным. Мы мыслим Бога Существом всесовершенным, следовательно, Он должен иметь и свойство бытия».

Критика: действительно это, пожалуй, наиглавнейший аргумент чисто теоретического характера, по которому можно судить о сущности понятия Бог, о его достоинствах и следующих из его определения недостатков. Для нас главным является следующий момент: «должен иметь и свойство бытия». Смысл этих слов дает нам представление об единственном критерии, по которому нужно оценивать само определение этого свойства как объективно существующего, принадлежащего бытию, а именно «иметь свойство бытия».

Если бы данное свойство не относилось бы к миру, к свойствам вещей, то есть таких образов, в форме которых наш мозг только и может получать первичную информацию от всех своих «рецепторов», то с одной стороны, оно вообще бы не могло никоим образом сказываться на образах вещей, в форме которых и фиксируются нами структуры бытия внутри нашего сознания (т.е.самим же сознанием),  а с другой, мы вообще не могли бы задать подобный вопрос в силу отсутствия объекта вопрошания. Но поскольку мы можем созерцать идею, образ действия этого свойства, то значит, это свойство принадлежит и бытию, то есть должно проявляться как свойство вещей, а, следовательно, как свойство мира.

 

*  *  *

 

Как мы могли убедиться, большая часть аргументов являются обычными следствиями, демонстрирующими непротиворечивость принципа Бога, применительно ко всем сферам человеческой деятельности, и незначительная часть к доказательству истинности самого определения Бог.

Что касается непротиворечивости самого определения, то возникают большие сомнения в непротиворечивости его именно как определения, как некой аксиомы, то есть именно как теоретического определения. Как уже отмечалось, определение Бога, не есть вообще определение, а есть образ, и, делая проверку для данного образа на его конгениальность заложенному в нем содержанию, следует учитывать эту существенную для него особенность.

Оценивать удовлетворительность языкового образа того свойства, о котором идет речь, можно лишь по тому эмоциональному и символическому потенциалу, который в нем заложен. Судя по тому, что данный образ на протяжении многих тысячелетий является наиболее распространенным и наиболее «востребованным» в религиях всего мира, можно утверждать, что более адекватного образа для данного свойства, чем образ Бога-Творца-Личности-Слова предложено не было. И именно с этой точки зрения «Бог» есть наиболее адекватная форма (образ) выражения содержания идеи о существовании основания мира.

Именно этим объясняется двойственность оценки главного постулата веры с позиции религиозного и жизненного опыта и науки. С одной стороны рациональными методами проверки доказательств отрицается сама возможность бытия некой сущности, чье определение содержит невозможность ее обнаружения в мире (беспредельное не может быть конечным, то есть являться в качестве объекта познания), а с другой, обнаруживается некоторое содержание, которое выходит за границы самого образа, наличие которого свидетельствует о непустоте образа Бога, о его содержательной целостности.

Однако, судя по тому, что значительная часть мыслящих людей не способна отказаться от своих рациональных установок и принять содержание и  форму данного определения, можно говорить о том, что оно не может считаться универсальным хотя бы в силу упования только на Откровение и использование в качестве главного источника доказательств, текста Священного Писания или личного «общения» с Богом.

Тут вполне логично обратиться к научному способу объяснения и познания действительности и поискать возможную альтернативу данному определению, только изложенному уже на понятийном языке.

 

Способна ли наука объяснить существование мира?

 

Наука выступает в данном вопросе в качестве альтернативы религиозному способу познания мира, как высшая, наиболее универсальная форма его познания. Однако, исходя из определения науки и исторического анализа ее зарождения и развития, мы можем убедиться в том, что наука не подменяет собой все познание как таковое. Она в принципе не может давать ответы и предоставлять доказательства по тем вопросам, которые не сформулированы как научные, для которых отсутствует научная постановка вопроса. Именно постановка такой задачи как научной и является задачей данной статьи.

Сначала нужно определиться с тем, возможно ли вообще ставить такую проблему как объяснение свойства мира быть, наличествовать, обладать бытием? И здесь дело не только в самом свойстве, которое как мы полагаем ответственно за наличие мира объектов. Суть проблемы заключается в другом, что понимать под словом «быть», что означает утверждение – «мир обладает бытием». Вообще проблема бытия Бога на самом деле это две разные проблемы: проблема Бытия и проблема Бога.

Прежде чем сделать вывод о том, способна ли наука объяснить возможность существования единого мира, и общих для всего сущего законов, а так же предложить сценарий очерчивающий наше положение и перспективы как живых существ заинтересованных в достоверном знании об устройстве реальности, исходя в частности и из знания данного фундаментального свойства, - нужно попытаться понять, возможно ли вообще составить адекватное представление о бытии.

Приведем одно из определений понятия бытия. «БЫТИЕ - категория, фиксирующая основу существования (для мира в целом или для любой разновидности существующего); в структуре философского знания выступает предметом онтологии (см. Онтология); в теории познания рассматривается как базисная для любой возможной картины мира и для всех прочих категорий» (Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. - Мн.: Книжный Дом. 2003).  

«ОНТОЛОГИЯ (греч. on, ontos - сущее, logos - учение) - учение о бытии: в классической философии - учение о бытии как таковом, выступающее (наряду с гносеологией, антропологией и др.) базовым компонентом философской системы; в современной неклассической философии - интерпретации способов бытия с нефиксированным статусом. Термин «О.» был введен Р.Гоклениусом («Философский лексикон», 1613) и - параллельно - И. Клаубергом, введшим его (в варианте «онтософия») в качестве эквивалента понятию «метафизика» («Metaphysika de ente, quae rectus Ontosophia», 1656); в практическом категориальном употреблении закреплен Х.Вольфом, эксплицитно дистанцировавшим семантику понятий «О.» и «метафизика». Однако, объективно, любое философское учение в рамках традиции включало в себя онтологический компонент, фундирующий его в качестве целостной системы» (там же).

Как мы видим из определений, бытие не тождественно Богу, Творцу. Для большинства философов онтология есть наука о бытии, о свойствах объектов обнаруживаться для нас в качестве отдельных сущностей. Само бытие, как форма образного отражения того содержания, которое обнаруживается нашим сознанием, когда оно обращается к изучению своей способности отображать с помощью сенсоров информацию, поступающую в него извне и изнутри, по определению не может быть аналогом Бога, или Творца.

Когда мы говорим о бытии, мы говорим только о способе представления всех входящих сигналов в качестве особого образного визуального ряда. Занимаясь любым делом, идя по улице, или сидя за компьютером, мы наблюдаем как нечто вне и внутри нас ,становится для нас существующим , тем, о чем можно говорить как об объектах, как о вещах, объективно существующих. Исходя из представлений об информационной природе нашего сознания, бытие или мир являются понятиями, отражающими существование феноменов для такого наблюдения и, следовательно, их научного описания. Именно поэтому мы, говоря о философии как науке, имеем ввиду именно онтологию, как учение о бытии. Не верно было бы представлять присущую живому форму отображения внешних по отношению к нему сущностей в качестве Абсолютной причины всего того, что эти образы в нашем сознании порождает (и чем являются сами эти образы), и из наблюдения которых мы получаем и наши знания о том, что порождает сами образы.

Мозг информационная машина, созданная эволюцией и используемая человеком для получения  знаний о мире и ориентации в нем. Являясь одним из объектов этого мира, ни сам этот орган, ни те структуры, которые отвечают за процесс отражения мира, не могут быть такой сущностью, которую можно было бы считать Божественной, стоящей над миром (даже если не  задаваться вопросом о самой возможности существования, обнаружения для нас такой сущности как предвечной, всеобъемлющей). Говоря о бытии, мы имеем в виду лишь ту часть образов, которые мы связываем с непосредственными изменениями самой картины нашего восприятия, исключая то, что по отношению к  этой  же картине является внешним, то есть не является этой КАРТИНОЙ.

В этом вопросе существует большая путаница.

Например, как может само бытие быть частью бытия как процесса формирования образов?

Проблемы же в действительности не существует, если понимать под бытием лишь индивидуальную форму восприятия поступающих в мозг сигналов. Но этим самым мы не устанавливаем запрета на то, что и сама эта картина в форме мира, может быть частью этой картины, может обладать свойствами объекта, и, следовательно, может быть доступна для познания. Но не непосредственно, а опосредованно, через наши внутренние механизмы слежения за состоянием функций мозга.

Так мы, например, можем полагать мир существующим, но в тоже время и наблюдать его временную фотографию как некий целостный образ, данный нам как объективное, как слепок с нашего видения этой картины. В этом смысле можно конечно сказать, что бытие содержит в себе свое бытие, но объективно это разные сущности: одна – образы входящих сигналов, другая – образ картины самих уже прошедших «объективацию»  образов этих сигналов. То есть процесс здесь не непосредственный, а опосредованный, разделенный и по месту и по времени. То есть сами образы, из которых формируется картина мира в форме вещей, т.е. образ бытия, не тождественны образам нашего мышления об этих образах.

Именно поэтому не может быть никакого бытия вне бытия, вне картины образуемой нашими сенсорами. Мы  можем только догадываться исходя из наших знаний о том, что находится «за» сенсорами и что может снова проявиться в нашей картине мира. Именно на этом свойстве и основывается доказательство невозможности всеобъемлемости Бога, его непричастности миру. Что не причастно миру наших образов не может для нас существовать, то есть обладать бытием. Об этом и говорит А. Хоцей в своем очерке «Есть ли Бог?»:

«Определять можно лишь проявляющееся, а проявление всегда требует наличия чего-то внешнего по отношению к проявляющемуся. Проявление ведь есть отношение к чему-то вне себя. Следовательно, тут необходимо и какое-то ограничение проявляющегося, отграничение его от того, в отношении чего оно проявляется. Определенность — это свойство ограниченного. Бога можно определить, только ограничив его, только поставив в какое-то отношение к внешнему для него миру. Но тогда бог сразу же перестает быть универсальным, бесконечным (раз ему свойственна ограниченность) и всемогущим. Кому же нужен такой бог, который не охватывает собой весь Универсум? Может, этот неполноценный бог ограничен как раз там, где начинается верующий человек (то бишь помочь человеку, вмешавшись в его проблемы, бог не сможет)? А подлинным богом становится в этом случае сам Универсум, включающий в себя бога в качестве своего составного элемента. Вот таков парадокс божественного определения. Бога просто нельзя нормально определить, потому что это его определение как высочайшей и бесконечной, не имеющей каких-либо пределов сущности, отрицается непосредственно самой его определенностью.

Итак, бога нельзя определить, то есть он — неопределенное. Но что это такое — неопределенное? Это то, о чем мы не имеем ни малейшего понятия. Это пустая претензия на смысл, приписываемая набору случайных букв или звуков "б", "о", "г". Мозг не может знать неопределенного. Выше я уже писал, что неопределенное есть ничто с его отрицательным характером определения. Мыслить, представлять, даже говорить о неопределенном — нельзя. Это будет разговором ни о чем, мышлением ни о чем. То есть сие будет просто отсутствием мышления и разговора. Утверждая, что бог есть неопределенное, люди тем не менее подсознательно все же как-то представляют его себе, имеют в виду что-то определенное».

Однако, делая верное замечание о невозможности доказательства бытия того, что не может принадлежать самому бытию, что не обнаруживается в нем, А. Хоцей не видит объективного содержания, которое, не будучи тождественно понятию бытия, то есть не тождественное самой реакции сенсоров, все же постоянно возникает как призрак, как нечто объективно существующее. То есть Бог, несмотря на всю двойственность самого понятия, от которой мы и попытались освободиться, имеет и объективную содержательную сторону, присущую именно данному конкретному и существующему, проявляющемуся в изменениях объектов нашей картины (бытия), свойству. В ином случае мы вообще не имели бы такого образа.

Отсюда следует и особая значимость этого определения как научного, если понимать его как определение конкретного фундаментального свойства, присущего объектам, без которого наша картина мира будет не полна. Главным достоинством такой научной, а следовательно проверенной и наиболее достоверной картины мира является возможность прогнозирования ситуации: кто предупрежден, тот защищен. Последнее невозможно без достаточно полной картины, которую формирует наше мышление на основании полученной, проанализированной и зафиксированной в форме знаний, информации. Если эта картина существенно не полна, то это порождает чувство неуверенности, которое и снимается посредством сублимации.

Сублимационный эффект веры в Бога известен всем, как и состояние неведения в нашем детстве, когда мы еще не умеем строить картину мира самостоятельно от чего восприятие мира так безоблачно и светло. Именно на этом комфортном состоянии держится психологическая уверенность человека принявшего главный постулат любой веры. Именно потому, что религиозная вера не требует доказательности, сама проблема определения данного свойства отходит на второй план и в религии и в науке. Религия позволяет «снять» эту проблему другим способом, объявлением бессмертия человеческой души, и получением им вечной жизни. Таким образом происходит удовлетворение этой потребности посредством переноса получения рационального ответа на бесконечное будущее ,что равно его потенциальному получению, или бессмысленности самого вопрошания – бессмертным не о чем беспокоиться. Тем же способом и наука, доказывая бесконечное существование человека и мира, пытается отложить или перенести решение этой проблемы на бесконечно удаленный срок.

Поэтому, освободив содержание данного свойства и от его психотерапевтической функции, а так же от отождествления его с бытием как неким Первоначалом, Творцом, - мы можем перейти к поиску самого определения того свойства, действие которого оказывается присущим всем объектам, то есть в качестве объекта рациональной формы познания.

 

 

Локализация объекта исследования

 

Как было показано выше, данное свойство не может быть всеобщим, то есть принадлежать тому, что по определению не может быть частью мира. Но данное свойство не может относиться и к бытию, как процессу отражения в сознании сигналов от сенсоров. Сознание (или его отдельные функции) не является фундаментальным свойством мира, оно не лежит в основании мира, а является одним из качеств живого. Поэтому объявлять  таким свойством способность наших сенсоров быть окном по отношению ко всему, что ими не является, есть грубейшая ошибка.

Если бы мир, который мы познаем, не обладал бы искомым свойством, то данный мир был бы не подлинным миром, а наше знание – не подлинным знанием, и то, чему принадлежало бы свойство наделять все существующее бытием тоже, по этой же причине, было бы не подлинной сущностью всех вещей. Тогда должна была бы существовать другая сущность, которая бы обладала способностью наделять бытием обе эти сущности и самою себя, или иначе понадобилась бы другая сущность, и так до бесконечности.

Этот вариант был бы вполне удовлетворительным, если бы не одно «но»: основание мира не может располагаться в бесконечности («кошмар бесконечности»). В этом случае рождение мира из бесконечности равно его отсутствию и отсутствию даже самой такой возможности, что не соответствует опыту и научным фактам.

С другой стороны, если мир не нуждается в первопричине, а тождественен ей и является всем (ничем), то, как в таком случае он существует как мир, как нечто, что обладает бытием, что является? То есть мир, который не является миром, не может существовать, то есть обладать какими-то свойствами, наличествовать. Они ему не нужны в принципе, так как ему для этого не нужно быть чем-то. Но и чтобы не быть (то есть пребывать в себе), должно существовать то, относительно чего это небытие мира будет «бытием наоборот». То есть снова нужна такая сущность, которая бы обнаруживала себя и объясняла возможность мира не быть миром. И в этом случае тогда такое свойство должно быть присуще и «небытию».

В любом случае должен быть принцип, объясняющий причину обнаружения всего, что отражено в образах вещей их отношений, в том числе и самого бытия как одного из «фрагментов» реальности. То есть среди законов этого мира должно обнаруживаться и действие такого присущего вещам свойства, которое делает существование всего, что обнаруживается нами как обладающее бытием возможным, то есть основанным. И это свойство должно быть присуще всем объектам без исключения.

Не вызывает сомнений и то, что такое свойство должно быть первичным по отношению ко всем другим свойствам, присущим изучаемым объектам. Именно по этому маркеру фундаментальности мы и можем данное свойство отличать от других частных свойств, и поэтому то свойство, о котором мы говорим, должно изначально принадлежать самому миру и  должно обнаруживаться в нем (о чем и говорил Плотин), и именно этим обусловлена возможность его научного описания (определение). Речь, следовательно, может идти только о частном свойстве, обладающем признаком фундаментальности, то есть таким частным свойством, фундаментальнее которого никаких других свойств не может быть обнаружено.

 

В религии в этом вопросе могут быть два подхода: апофатический или катафатический. Первый предполагает возможность познания мира только через откровение, то есть непосредственно, без возможности переложения на рациональный язык. А второй допускает описание этого свойства образными средствами. Наличие науки и является главным доказательством возможности образного не непосредственного познания мира. В теизме как философском ядре христианской веры представлены оба подхода, где с одной стороны главным свидетельством истинности является Откровение (донаучная форма описания свойства), а с другой стороны делаются попытки познания мира посредством универсального языка рациональности, с последующим переводом научных открытий на язык Первоисточника.

В первую очередь за получением искомого определения мы должны обратиться к философии, которая отчасти ставит ту же цель, что и теология – а именно, описать не найденное свойство и вывести соответствующие следствия, тем самым предложив нам собственное рациональное объяснение нашего существования и его перспектив и  места занимаемого нами в мире. Однако ни одна философская концепция не может пока претендовать на роль универсальной теории всего. И это не случайно.

Дело в том, что философия есть наука о бытии. Включаемые в нее теория познания, диалектика и логика, являются самостоятельными научными дисциплинами, что при буквальном восприятии философии через этот перечень, исключая понимание онтологии как науки о свойствах особой структурной действительности нашего сознания, лишает саму философию научного содержания, и отводит ей роль некого научного мировоззрения – этакой теории всего (не возможной по определению ВСЕГО, так как возможностью существовать обладают только частные объекты).

Философия же, как онтология, как мы уже говорили, имеет свой объект познания – бытие, мир. То есть объектом познания философии является комплекс наших образов, который отражает поступающую от наших сенсоров информацию о том, что сенсорами не является. Именно поэтому наши знания о мире всегда опосредованы, а не получены нами непосредственно от «первоисточника». Бытие имеет свои законы как особая структурная целостность, существующая объективно и отражаемая нашим сознанием в качестве определенного, всегда подвижного повторяющегося и неповторимого набора образов.  Когда мы говорим о том, что нечто существует, или существует что-то конкретное, мы имеем в виду, что наши знания о мире и построенная на их основе картина соответствуют тем сигналам, которые мы получаем в виде образов называемых вещами, объектами и их отношениями. Эти образы имеют свои особенности взаимодействия, а законы такого взаимодействия и называются универсалиями, то есть категориями. Поэтому «всеобщность» законов онтологии (науки о бытии, философии) есть лишь следствие того, что все, что мы осмысливаем, мы получаем посредством изучения этих образов.

Поэтому, зная как взаимодействуют образы между собой и в каких формах фиксируется их бытие, мы можем отличать действительное содержание образов от мнимого. Эти законы-категории хорошо известны. И когда мы требуем соблюдения принципа причинности, пространственно-временной структуры бытия, учета отличий целого от части и т.п. – мы всего лишь производим проверку наших образов вещей и их отношений на их принадлежность бытию, на их первичность, на их адекватность тем первоначальным их денотатам, из которых мы получаем соотносящиеся с ними понятийные определения.

Отсюда ясно, что философия не может быть ни мировоззрением, ни той наукой, которая бы описывала фундаментальное свойство лежащее в основании мира. Однако философы не смогли избежать искушения попытаться предложить своими средствами в рамках философского метода, а так же на основании собственных научных знаний, его философское определение.

Как и в религии, в философии выдвигаются свои претенденты на роль Бога, но ни одно из этих всегда относящихся к частным формам познания определений (что абсолютно закономерно, так как о не существующем, не обнаруживающем себя ничего сказать невозможно, а раз оно обнаруживается ,то значит принадлежит миру) не может сравниться с определением свойства мира быть основанным, которое существует в христианстве, и которое не сводится (как можно было уже убедиться) только к понятию Бога как Творца.

Главная, можно сказать, фатальная ошибка не только философов, но и всех, кто брался за эту задачу, заключалась в том, что они не могли вырваться из замкнутого круга традиционной религиозной постановки вопроса и религиозной формы ответа на поставленный вопрос. В основной своей массе все исследователи предлагали различные «научные» заменители единственного существующего и адекватного задаче образа – образа Творца, Бога (пантеизм, натурализм, материализм, идеализм и прочие -измы, включая и холизм, и эволюционизм, а так же теории самоорганизацию, и саморазвитие мира). Основные противоречия этих теорий, предлагающих в качестве претендента на роль Творца понятие Природа, Материя, Дух, Жизнь, Целое, Самоорганизация, Космический Разум, заключаются в том, что все они лишь предлагают некую альтернативу понятию Бога, только с заведомо более слабым образным потенциалом. Поэтому основная суть определения сводится к онтологизации конкретного явления, свойства или частного объекта, и приравниванию его по его частным признакам к свойствам самого Творца, то есть Бога. Сохраняя свою онтологическую привязку к определенной области бытия, эти понятия не имеют собственной образной самостоятельности и силы, сохраняя при этом все недостатки формального плана.

Так еще древние философы предлагали на место понятия единого Бога, Творца, четыре основные стихи, или их сочетание, или некий Хаос, некое единое творческое  начало, энергию, которая материализуется в объекты этого мира. Но поскольку все эти «понятия» Бога онтологизировали какую-то часть ответа, или форму или содержание, с учетом той специфики которую они несли, будучи исторически соотнесенными к какой-то конкретной областью личного опыта, то их определение сводилось к наделению этими признаками искомой сущности, которая тем самым получала характеристику данного частного свойства.

Поэтому и критика всех подобных представлений сводится к одному: если существует Мир, Хаос, Творец, Природа, Творческий Порыв, Материя и т.д. и т.п., и если они производят некий мир, то они или –  должны быть подобны миру и тем самым они не могут быть его Творцом, или – должна быть истинная основа мира, которая является общей для обоих частей: Творца и его Творения. Но тогда Творец требует существования другого Творца, и так до бесконечности. А если основания бытия предполагают их наличие в бесконечности, то возникает «кошмар бесконечности», так как такое условие противоречит понятию основанности мира: мир чье основание находится в бесконечности, или (что тоже самое) всем управляет абсолютная случайность, - не существует, то есть он не может в принципе обладать основой, то есть не может быть миром, или быть Личностью. Подобный анализ может быть применен с равным успехом и к теизму, как философской концепции, к деизму, пантеизму, материализму, дуализму, идеализму и пр.

Но религиозный ответ, как показывает анализ приведенных доказательств, имеет выраженную образную структуру и не сводится к онтологизации частного определения. В этом и заключается его большая универсальность по сравнению с философскими вариантами, так как они действительно только повторяют религиозное определение по форме, даже не пытаясь найти эквивалентное вопросу содержание. Наукообразность получаемых в результате такой процедуры ответов ни коим образом не стоит рассматривать как невозможность получения действительно научного определения. Так если весь мир, всего Бога познать невозможно, в силу его недоступности как объекта, ибо он не объект, то свойство, которое делает мир наблюдаемым и познаваемым, и которое «обеспечивает» бытие всего для нас сущего, вполне может быть нами познано, как общее, как фундаментальное свойство, принадлежащее самому миру («В начале было Слово…»).

Вот что об этом сказано у Э.Жильсона в книге «Томизм»: «В самом деле, определение слова “Бог” таково: “То, больше чего ничто не может быть помыслено”. Если кто-нибудь услышит слово “Бог”, в уме его сложится именно это высказывание. В этот момент Бог существует в мышлении человека, по крайней мере, существует в том смысле, что в качестве предмета мысли полагается существующим. Но невозможно, чтобы Бог существовал лишь в таком качестве. Ведь то, что существует одновременно и в мышлении, и в реальности, больше того, что существует только в мышлении. Значит, если слово “Бог” означает: “то, больше чего ничто не может быть помыслено”, то Бог существует одновременно и в мышлении, и в реальности».  Если понимать под этим свойством фундаментальное свойство, то все сразу становится на свои места.

Научных подход к проверке на истинность получаемого определения в этом случае будет подходом от объекта, то есть от специфики изначального содержания, которое должно представлять собой процесс формулирования и проверки аксиомы, которая для всех фактов была бы единственной объясняющей их одинаково – как проявление свойства иметь единую для всего мира основу. Чем и являются открываемые нами законы. Так же и христианская религия не рассматривает Бога как объект, а только как то, что существует без каких-либо причин, только благодаря свойству быть, то есть через Творение, то есть как Личность.

Главная методологическая шибка многих философов и ученых заключается в том, что сама цель, которую они ставят перед собой: дать описание фундаментального свойства, - противоречит исповедуемым ими представлениям о случайности законов этого мира, мира, постоянно развивающегося, изменяющегося спонтанно, то есть не имеющего основания. Философы и ученые описывают только известные на данный момент свойства объектов, исключая определение фундаментального, от чего мир в предлагаемой ими картине предстает  как не имеющий основы, то есть бесконечно сложный. Сама же формулировка задачи произрастает совершенно из противоположных воззрений – мир создан, сотворен, и он имеет единые законы на всем своем «протяжении». Именно противоречивость поставленной задачи: доказать средствами науки то, чего не может быть исходя из имеющихся научных фактов, и делает такую попытку решения проблемы внутренне противоречивой и бесперспективной.

Наука при таком подходе может дать только антиопределение Бога как некого материального или духовного свойства (Природа, Универсум, Идея). Именно поэтому все определения некой альтернативной Богу сущности не могут адекватно отразить подразумеваемое содержание, и в своих следствиях, по причине ложности научной посылки о случайности возникновения мира,  противоречат научным данным и здравому смыслу. То есть подобные определения являются «научными» только в том смысле, что исходят из атеистических представлений о «естественном», то есть случайном, происхождении мира, тогда как сам подход к решению поставленной задачи - религиозный.

Ученые и философы вместо того, чтобы выявить сам первичный изначальный образ, который формируется в сознании в процессе отражения мира, и свидетельствует о наличие такого фундаментального свойства, берут уже готовое определение, данное ему в религии, и пытаются описать не сам образ, а переопределить его определение, то есть дать свое определение Бога. Как сказано в стихах Н. Гумилева:

 

«Но забыли мы, что осияно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это - Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова».

 

Чем можно объяснить такое смиренное принятие чуждой постановки проблемы и чуждого решения, и такое упорное игнорирование очевидной противоречивости альтернативных «научных» формулировок, не проходящих простую логическую проверку на соответствие их реальности (деизм, натурализм, материализм, гилозоизм, холизм, пантеизм)? Это можно объяснить только существованием истинного образа, к которому и апеллируют ученые на основании своего опыта и здравого смысла, не замечая абсурдности и не научности самого подхода  к решению данной проблемы.  То есть им не надо убеждать себя в наличие другого принципа, а именно основанности мира, поскольку он уже незримо присутствует в их мировоззрении, но интуитивная познавательная установка заставляет их производить только ложные определения этого свойства. Однако это ни сколько не доказывает невозможность получения научного, то есть, не только образного, но и понятийного, а, следовательно, и проверяемого логическими процедурами, определения.

Самой большой трудностью на этом пути является выделение этой задачи в качестве научной, и выявление фактов, которые можно было бы обобщить, чтобы на основе их предпринять попытку дать рациональное, полностью независимое от религиозной познавательной парадигмы определение, то есть именно как научное. Поэтому для начала нужно проанализировать имеющиеся данные, свидетельствующие о проявлении этого свойства в отношениях различных объектов, изучаемых частными науками.

 

 

Предпосылки научной постановки проблемы.

 

 

Вера ученого в науку и в природу как движущую силу всего существующего независимо от того, отдает он себе в этом отчет, или нет, базируется на том, что мир имеет какие-то изначальные закономерности, которые можно познать, освоить и обратить полученные знания и умения во благо всего человечества, даже если отрицается само основание такого познания – основанность мира. Но, лишая себя прочного фундамента рациональности, то есть, не осознавая особую специфику этого вопроса как научного, ученый может в своем стремлении получить альтернативную рациональную картину мира впасть в такую экзальтацию, что способен приписывать Человечеству, в исторической перспективе его существования, функции Бога, о чем на полном серьезе рассуждает, например, в своей статье «Пределы познания» Ю. Ефремов, хотя он далеко не самый известный ученый позволяющий себе выдавать за реальность основанные только на вере фантазии: «Если космические субъекты могут творить новые вселенные, то они воистину и есть воплощение Высшего Разума. Итак, возможно, что и мы научимся когда-нибудь творить вселенные, возможно, что творение и эволюция не исключают друг друга, и мыслимый многими Творец не внеприродный субъект, а продукт и причина естественной эволюции. Наука пришла к пониманию того, что мы, Люди, сможем стать когда-нибудь могущественными, как Боги».

Ни больше, ни меньше. Истинно религиозный по своей сути взгляд на мир, при формальном отрицании религиозной точки зрения. Только в данном случае в роли Творца, или такой Абсолютной сущности выступает или человек, или вся человеческая цивилизация, имеющая претензии на экспансию вглубь Космоса.

Оказывается, и ученые мужи нуждаются в особом утешении или в Утешителе, то есть и им нужна опора, чтобы  чувствовать уверенность в том, что их картина мира достаточно полна и соответствует действительности. Однако как мы уже отмечали, такая вера не основана ни на чем рациональном, кроме интуитивной уверенности в познаваемости и основанности мира.  То, что в данном случае рассматривается в качестве доказательства, является опровержением исходной установки, основанной на вере в случайность, спонтанность возникновения мира, как проявления творческих сил некой Природы.

Однако существование Вселенной или, шире, Мироздания, многие ученые до сих пор склонны рассматривать как результат действия особых творческих сил самой Природы, или Материи. При всем научном пафосе этого подхода ничего научного в нем нет: обычная вера в нелепое, как результат поиска ответа на не сформулированный научно вопрос негодными средствами.  Тогда как сам вопрос на интуитивном уровне хорошо понятен и выделен как отдельный и самостоятельный.

Чтобы убедиться в ненадуманности такой постановки проблемы, а именно, обоснованности предположения о существовании первичного частного фундаментального свойства, присущего всем объектам, и доступного познанию, надо попытаться представить такую картину мира, которая бы возникала, исходя из естественнонаучных представлении этих мыслителей, и сравнить ее с реальность, данной нам в результате долгого изучения самой действительности.

Если исходить из представлений о случайности возникновения нашего мира, а точнее вообще о его возникновении как процессе некой эволюции Вселенной и развития ее как целого, то главным следствием этого положения должна стать обязательная тотальная хаотичность наблюдаемого мира. Иными словами, если все в мире возникает случайно, в случае если Природа таким способом «вмешивается» в естественные процессы, если изначально предполагается такое вмешательство, так как в противном случае всеобъемлющая Природа по причине своей всеобъемлемости вообще не должна была существовать для нас как отдельная сущность (тем более как нечто имеющее определение), - то почему наши мир должен быть исключением из правил? Почему в нем великолепно упорядоченном мы не видим ни каких признаков такой случайности и такого творчества, о котором можно было бы судить как о непредсказуемом, как о возникшем в результате эволюции случайных процессов. Странно в таком случае было бы вообще что-либо наблюдать, не говоря уже о том, чтобы познавать нечто, не имеющее в себе никакой устойчивой основы.

Реальность как раз свидетельствует об обратном.

Мы видим звездное неизменное за многие годы в своих основных признаках небо. Мы ходим по земле и не «проваливаемся» каждую секунду в другую реальность. Мы познаем этот мир и обнаруживаем удивительную согласованность его законов и преемственность самого познания. Тогда как в ином случае, в случае случайности всего происходящего мы бы вообще ничего не могли сказать о нем за отсутствием самого объекта, мира, чья постоянная спонтанное творческая изменчивость равнялась бы его отсутствию.

Однако если такая творческая сила существует, и если она обнаруживается (по факту существования самой науки), то это должна быть познаваемая сила, и у нее должно быть свое расположение в иерархии естественных законов. В случае же со случайностью мы имеем дело с экстраполяцией закона онтологии (необходимость-случайность) на все явления этого мира, и уже по этому данное определение, взятое из категории необходимость-случайность, не может принадлежать искомому свойству, которое по своей значимости должно занимать место в самом фундаменте иерархии свойств мира.

Но случайность в роли такого фундаментального закона и по своему онтологическому статусу не выдерживает проверку на роль такого определения. Все вытекающие из нее следствия как результат использования данного определения для получения соответствующих поправок к существующей картине мира ведут к столь очевидным противоречиям, что только вера в науку является той индульгенцией, которая пользуясь своим авторитетом, основанном на ее достижениях, отпускает очевидные грехи антинаучности своим защитникам. Но этого совершенно недостаточно, чтобы признать и методы получения ответа, и сам ответ в качестве научного.

Чтобы не быть голословными, братимся к основаниям делающим возможным существование самого научного познания.

Как пишет автор цитируемой статьи, повторяя слова из любимой философской работы советских атеистов «Философских тетрадей» В.И. Ленина –  истина это процесс. Зададимся вопросом: если научная истина – только процесс, а не познание объективного, того, что имеет место быть, то есть, наличествовать в определенном образе сознания, то почему же познание в таком случае вообще имеет какой-то практический смысл. Приводя в подтверждение своей мысли слова А.Эйнштейна, что истина – это то, что прошло проверку опыта, он не замечает, что в словах Эйнштейна заложен совсем другое содержание, а именно возможность проверки (а не практики, поскольку практика только часть опыта, часть процедуры проверки на истинность) всем комплексом методов такой проверки. То есть главное в приближении к истине не бесконечный процесс, который даже в случае, если мир имеет основу, так же бесконечен и неисчерпаем, а главное– наличие самой такой возможности, о которой написал А. Эйнштейн в своем письме Соловину: «Ну что же, априори, следует ожидать хаотического мира, который невозможно познать с помощью мышления. Можно (или должно) было бы лишь ожидать, что этот мир лишь в той мере подчинен закону, в какой мы можем упорядочить его своим разумом. Это было бы упорядочение, подобное алфавитному упорядочению слов какого-нибудь языка. Напротив, упорядочение, вносимое, например, ньютоновской теорией гравитации, носит совсем иной характер. Хотя аксиомы этой теории и созданы человеком, успех этого предприятия предполагает существенную упорядоченность объективного мира, ожидать которую априори у нас нет никаких оснований».

Но не только в познании, но и во всех прочих областях нашего познания (частных науках), существуют явные указания на наличие и действие более фундаментального, базисного для всех объектов закона.

 

Если рассмотреть религиозные аргументы в пользу бытия Бога, то уже в них мы видим весь спектр следствий выводимых из наличия этого свойства, который охватывает все естествознание и гуманитарные науки. Конечно, религиозный метод обращения к Откровению в качестве главного доказательства правоты и проверки на истинность, не может быть принят учеными ни при каких обстоятельствах. Слишком велики те культурные различия, на которых основывается мировоззрение ученого и верующего. Но понимание основанности мира требует именно научной оценки.

Проблема недостаточного осмысления относящихся к действию данного свойства фактов проявляется в полной мере в тех концепциях, которые предлагаются сегодня в физике и в космологии.

Как уже было сказано выше мир созданный волей Природы, чье основание отсутствует как объект познания, и сводится к самозарождению, творению всего сущего некой естественной (?) силой и представляет собой процесс развития и эволюции, бесконечный во времени и в пространстве – такой мир может существовать только как ни чем не ограниченный, то есть абсолютно случайный в каждом своем проявлении. Об основанности такого мира и о его познаваемости, да и вообще о существовании его говорить не приходится. Такой мир вообще не должен был бы наблюдаться, что однако не соответствует нашему опыту.

Так в той же статье написано: «Смелая попытка оценить возможное число вселенных с разными параметрами принадлежит И.Л.Розенталю, - их число должно быть не менее, чем 10^50. Он исходит из оценок вероятности совместной тонкой "подгонки" ряда параметров микромира к возможности существования известных нам структур и законов физики. Так, достаточно увеличить массу электрона в три раза, чтобы при тех сравнительно низких температурах, когда шло образование галактик, стала возможна реакция соединения протона с электроном с образованием нейтрона и нейтрино. Все во Вселенной состояло бы из одних нейтронов... Но масса электрона почему-то - к счастью для нас - в сотни раз меньше массы любой другой элементарной частицы. Далее, ядро дейтерия, состоящее из протона и нейтрона, устойчиво только потому, что разница масс этих частиц очень невелика. Эта устойчивость обеспечивает возможность синтеза более тяжелых элементов. И вот оказывается, что различие масс во всех других семействах элементарных частиц намного больше, чем у протонов и нейтронов - и т.д. Перемножение вероятностей такого рода маловероятных удач и дает число 10^-50 для вероятности возникновения вселенной (нашей Вселенной!), обладающей всеми такого рода странностями одновременно...».

Кто не хочет или не может видеть, тот увидит лишь то, что позволяет ему его зрение. Вот и Ю. Ефремов не видит, что такой сценарий может осуществиться только в одном случае, если имеется единая и неизменная основа для всего сущего. Только в этом случае можно объяснить, что все параметры соответствуют возможности именно такого мира. Однако автор придерживается другого мнения, а именно, что ТАКАЯ Вселенная возникла случайно и именно по тому мы не видим другой. Однако это противоречит его собственному тезису о случайности всего мира. Возникает правомерный вопрос: почему тогда для законов только нашей Вселенной сделано исключение?

Существующий на сегодняшний день сценарий возникновения Вселенной чрезвычайно похож на библейскую историю творения мира из «ничего». Именно творением мира и заканчиваются все попытки ученых дать альтернативное описание причин существования мира, так как только к такому ответу можно придти, исходя из понимания мира как созданного чем-то всеобъемлющим: если не выявлено естественных причин для этого, то остаются только сверхъестественные причины, аналогичные свойству всеобъемлемости (не наблюдаемое – не существует, а наблюдаемое - не предвечное, и потому познаваемое, а следовательно и верифицируемое). 

Так Теория Большого Взрыва в своих основных следствиях противоречит Космологическому принципу. На данный момент «неопровержимыми» доказательством ее якобы неоспоримой достоверности являются наличие красного смещения, открытого Хабблом и которое с радостью было принято за подтверждение разбегания космических объектов после Большого Взрыва, а так же наличие реликтового излучения.

Само понятие Большого Взрыва появилось на свет весьма причудливым образом. Так после создания ОТО А. Эйнштейном, молодой российский математик Фридман предложил свое решение уравнений Эйнштейна, из которых следовало что если масса вещества вселенной будет больше или меньше критической, то такая вселенная будет не стационарной и ей будет присуща эволюция во времени, то есть у такой вселенной может быть начало. Аббат Леметр обратился к Эйнштейну с теми же выводами и в последствии данная точка  зрения за отсутствием серьезных альтернативных концепций была принята в качестве приоритетной, а большая часть фактов стала истолковываться в пользу этого сценария, тогда как друга часть просто замалчиваться.

Однако Вселенная выглядит в наших телескопах изотропной и однородной. Мы не наблюдаем следов того ее состояния, о котором могла бы идти речь, если принять концепцию БВ. Приведем одно из самых убедительных возражений по поводу большевзрывного происхождения нашего мира.

«Обозревая наблюдаемую область Вселенной, не стоит забывать о конечности скорости распространения света. Мы смотрим не в пространство, мы смотрим по изотропному конусу, то есть в пространство - время. Наблюдая объекты, расположенные на расстоянии 15 миллиардов световых лет, мы не только наблюдаем их на столь гигантском расстоянии, но и в гигантском прошлом - 15 миллиардов лет назад. Если по теории Большого Взрыва 7,5 миллиардов лет назад вещество было вдвое плотнее, то есть сейчас, наблюдая галактики на этом, легко доступном к наблюдению расстоянии, мы должны были бы фиксировать вдвое более плотное расположение галактик. А на расстояниях в 14 миллиардов световых лет их плотность должна быть в 15 раз выше. Таким образом, если придерживаться теории Большого Взрыва, то картина должна быть совершенно обратной - наша область должна была бы выглядеть «островком простора» на фоне все более скучивающейся в прошлом Вселенной.

Не менее парадоксально упоминание реликтового излучения в качестве факта в пользу гипотезы Большого Взрыва. Следует отметить высочайшую изотропность приходящего к нам на Землю  реликтового микроволнового излучения, угловые флуктуации яркости которого не превышают 0.001%. Измерение реликтового излучения в разных направлениях на небе показало, что на фоне средней интенсивности излучения, имеющего чернотельную температуру Т = 2.73 К (T = 2.725 +/- 0.001К,), наблюдаются два полюса с плавным переходом между ними. В направлении на созвездие Льва регистрируется теплый полюс, где температура излучения на 3.5 мК выше средней, а в противоположном направлении (на созвездие Водолея) - прохладный полюс, где она на столько же ниже средней. Наличие такой дипольной вариации температуры с амплитудой чуть более 0.1% не противоречит тому, что было сказано выше о высокой однородности реликтового излучения, поскольку эта вариация не имеет отношения к самому излучению, а лишь отражает движение наблюдателя по отношению к нему (согласно эффекту Доплера, в том направлении, куда движется Земля, интенсивность излучения выше, а в противоположном - ниже). Многолетние наблюдения реликтового излучения легко выявляют годичное обращение Земли вокруг Солнца. За пределом Солнечной системы также известны источники притяжения, вынуждающие Землю двигаться относительно реликтового излучения: вместе с Солнцем наша планета обращается вокруг центра Галактики, а сама Галактика движется под действием притяжения ближайших звездных систем. Учет движения нашей Галактики относительно других членов Местной группы показал, что последняя движется относительно реликтового излучения как целое со скоростью 635 км/с в направлении центра созвездия Гидры. Плотность энергии реликтового излучения 0,25 эВ/см3.

Высочайшая степень изотропности реликтового излучения позволяет многим космологам утверждать его на роль абсолютной системы отсчета, намекая на сомнительность соответствующего постулата Эйнштейна. При этом они совершенно упускают из виду фундаментальный факт, относящийся именно к электромагнитным излучениям, да и волновым процессам вообще. Он заключен в том, что любой волновой процесс не инвариантен, как, к примеру, элементарная частица с ненулевой массой покоя, а всегда несет в себе информацию об излучателе. Поэтому высочайшая степень изотропности реликтового излучения характеризует не только и не столько само излучение, сколько все излучатели, принявшие участие в его формировании, то есть высочайшую степень коллинеарности систем отсчета излучателей, или, что тоже самое, высочайшую степень нерасходимости мировых линий осцилляторов при излучении. Другими словами свойства реликтового излучения позволяют с высокой степенью уверенности утверждать, что в наблюдаемой области Вселенной за наблюдаемый временной интервал наблюдаемые материальные объекты Вселенной с очень высокой степенью точности в целом покоились относительно друг друга. Таким образом реликтовое излучение служит не столько подтверждением Большого Взрыва, сколько его опровержением, и является прекрасным фактическим основанием космологического принципа.

Из этого факта наличия реликтового излучения автоматически следует не доплеровский характер красного смещения спектров космологических объектов. Если считать красное смещение спектров чисто доплеровским и настаивать только на одном варианте: Вселенная расширяется, число реликтовых фотонов на единицу ее объема падает, но и только,  тогда спектральное распределение реликтовых фотонов от этого никак не будет зависеть и потому оно должно остаться таким же, каким оно было в момент отделения от материи по сценарию Большого Взрыва. Другими словами с учетом «прочих видов излучений», помимо классического и наблюдаемого экстремума 3К, реликтовое излучение должно иметь и второй экстремум - 3000К.

Кроме того, факт наличия реликтового излучения исключает взгляд на Вселенную, как на «систему» (а тем самым на возможность ее творения). Дело в том, что для любого фундаментального взаимодействия в первом приближении действует правило обратной зависимости между энергией связи и длиной волны. С другой стороны для представления некого множества элементов в некотором взаимодействии как системы, то есть как целого, необходимо, чтобы энергия взаимодействия связи между элементами, была по крайней мере не меньше энергии внешнего воздействия. Факт наличия реликтового излучения заведомо дает неустранимое внешнее разрушающее шумовое воздействие вышеупомянутой эффективной температуры. Соответственно, исследуемая система для представления себя, как единого целого, должна иметь связи с энергией не ниже плотности энергии реликтового излучения (0,25 эВ/см3).  Бесконечно длинные волны имеют нулевую энергию связи. Во Вселенной не могут существовать системы с энергией связи меньшей, чем энергия реликта. Сама Вселенная даже в принципе не может считаться "такой системой", разговор о ее эволюции беспредметен, Вселенная - системное множество».

Отсюда следует вполне очевидный вывод о неприемлемости сценария Большого Взрыва с последующим расширением и образованием Вселенной из некого начального состояния называемого сингулярностью.  Однако наука сегодня предлагает как единственно возможный вариант описания Вселенной - сценарий ее «развития», который продиктован в не малой степени и той метафизической предпосылкой, о которой говорилось выше, отождествлением основания мира с несуществующей сущностью, то есть Природой.

Однако, даже не углубляясь в теоретические вопросы, на данную точку зрения можно возразить очень простым сравнением. Животное развивается из клетки посредством ее деления, с последующим формирование органов и всего организма. В результате простого рождения мы не имеем  дело с «эволюцией» человеческого зародыша. На самом деле, это лишь описание различных стадий, которые свойственны живому. И утверждать, что человек появился в результате полового акта, исключая предыдущее существование его родителей, деятельность всех физических  факторов, энергии солнца и процессов, происходящих на планете – значит отрицать существование отличного от данного организма мира только на основании изучения  свойств ОДНОГО (Вселенных – одна штука) живого организма. Однако как мы знаем, существуют свои законы и для клеточного уровня, и для организменного, и для групп организмов (видов) и социальных систем. Если собрать их в один ряд, то может получиться история рождения некого Универсального Организма, тогда как самого такого существа мы в природе не найдем. То же самое как можно предположить происходит и с гипотезой Большого Взрыва, которая по существу не является научной в строгом смысле слова теорией, так как не подразумевает критерий верифификации. В этом качестве она более соответствует религиозной форме познания и максимально близка к слепой вере, как по форме, так и по содержанию (сценарий творения).

Чем же в таком случае может являться «история» формирования Вселенной и всего ее видимого многообразия? По-видимому, ни чем иным как  профессиональным компетентным изложением экспериментальных научных достижений, которые неоднократно воспроизведены и подтверждены ведущими лабораториями многих стран мира.

Причину существования Вселенной, какой она нам является,  и о какой мы можем судить посредством самых на сегодня совершенный приборов, не удалось пока связать ни с одним известным частным законом. Но при этом мы видим, что наблюдается удивительная по своей красоте картина звездного неба и структурного строения Вселенной полученная в результате наблюдения. И если такой принцип, который делает возможным существование всего этого наблюдаемого многообразия, обладающего при этом, едиными законами действительно требует доказательства своего существования, то лучшего подтверждения присутствия его и воздействия его на объекты не найдешь при всем желании.

Еще одним доказательством существования этого свойства, и его воздействия на все объекты нашего мира является факт отсутствия Космических Чудес. Именно на это обращает внимание в своей статье «Научно открываемый бог» В.М. Липунов. Он приводит следующие доказательства: если мир существует бесконечно, то за это время, если учесть темпы технического прогресса, разум должен был бы покорить всю Вселенную уже очень давно (страшно даже говорить об этом, если иметь ввиду вечность и бесконечность), - однако никаких признаков Сверхразума мы не обнаруживаем. Даже если возраст Вселенной составляет 15 млрд. лет, то и в этом случае мы должны были бы наблюдать эти Чудеса. Но их нет, по крайне мере со слов автора современная астрофизика их не обнаружила. Не случайно поэтому автор приходит к убеждению, что в бесконечно сложной вселенной невозможно возникновение разумной жизни («бесконечно сложный объект непознаваем в принципе. Разум не мог бы возникнуть в бесконечно сложной Вселенной!»), невозможно возникновение Разума, невозможно добавим от себя и само существование такой Вселенной. Ведь только свойство «быть» делает один объект существующим для другого. Именно в этом подлинный смысл акта Творения, если о таковом говорить с позиции науки. Рассуждая об отсутствии Космических Чудес и странности этого факта, исходя из представлений о глобальном эволюционизме или множественности Вселенных, В.М. Липунов делает для себя как ученого парадоксальный на первый взгляд, но абсолютно логичный и  честный вывод – что самым настоящим чудом является именно отсутствие таких Чудес.

В подтверждение его мысли можно сказать, что и само существование физической реальности, предстает еще большим чудом, так как исходя из принципов самозарождения и возникновения в результате случайности или в результате творения «из ничего» мир вообще не мог бы существовать, так как не имел бы главного своего свойства – наличествования. Вот подлинное Чудо, которое должно заставить задуматься, о том свойстве, той «причине», которая и формирует все видимое его многообразие и организованность.

Но еще более остро проблему поиска такого ответа и задачу определения направления этого поиска ставит представление о физической реальности как о существующей вечно и рождающейся из первичного вакуума. Тот же Ю. Ефремов пишет по этому поводу следующее: «Современная же космология вообще снимает проблему начала мира. Первичной сущностью является первичный вакуум, в котором спонтанно рождаются расширяющиеся пузыри пространства-времени, - новые вселенные, с самыми разными параметрами, и одной из них - конечно не самой первой - является наша Вселенная. "В настоящее время нет достаточных оснований полагать, что вся Вселенная в целом родилась примерно 10^10 лет назад в сингулярном состоянии"... - заключает современная космология (А.Д.Линде. Физика элементарных частиц иинфляционная космология, М., Наука, 1990, С. 229)».

А. Линде известен как один из разработчиков инфляционного сценария развития Вселенной на начальной стадии расширения. Однако такое утверждение о неких особых доструктурных, «начальных» свойствах первичного бульона, говорить о том, что этот бульон и является в таком случае той сущностью, которая производит спонтанные (или закономерные) акты рождения Вселенных. Подобный первичный «бульон» должен тогда обладать какими-то свойствами, но в таком случае они обязаны быть познаваемыми, ибо непознаваемое попросту не существует, не наблюдается и его обсуждение является чистейшей спекуляцией.

В работе Я. Зельдовича «Возможно ли возникновение Вселенной из ничего?» показано, что само возникновение Вселенной из «ничего», в случае если она замкнута, не нарушает законов сохранения: «Обратимся к закону сохранения энергии для Вселенной как целого. Напомним, что энергия покоящейся частицы эквивалентна ее массе, Е = Мс2. Сохранение энергии покоя - это есть и сохранение массы.

Еще раньше в замечательной книге Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшица "Теория поля" проводилось точное и строго формальное доказательство того, что масса (а значит, и энергия) замкнутого мира тождественно равна нулю. Предыдущие рассуждения позволяют понять это утверждение наглядно. Отрицательная гравитационная энергия взаимодействия частей точно компенсирует положительную энергию суммы всех частей, всего вещества. Общая теория относительности, связывающая тяготение и геометрию, доказывает, что точная компенсация происходит тогда и именно тогда, когда становится замкнутым пространство, в котором находится вещество. Итак, общая теория относительности устраняет последнее препятствие на пути рождения Вселенной "из ничего". Энергия "ничего" равна нулю. Но и энергия замкнутой Вселенной равна нулю. Значит, закон сохранения энергии не противоречит образованию "из ничего" замкнутой Вселенной (но именно геометрически замкнутой, а не открытой бесконечной Вселенной)».

Следует отметить, что из справедливости утверждения Я.Б. Зельдовича: «энергия замкнутой Вселенной равна нулю» совершенно не следует обратное, а именно, если полная энергия некой физической структуры равна нулю, то она замкнута. Поэтому с точки зрения сохранения суммарного энергетического баланса не наблюдается принципиального возражения против сценария Зельдовича именно в плане «рождения островка материи в пустоте», типа наблюдаемой части, «отрицательная гравитационная энергия взаимодействия частей которой точно компенсирует положительную энергию суммы всех ее частей».

Но хотя возникновение Вселенной из «ничего» не противоречит закону сохранения, это не снимает проблемы объяснения существования самого «ничто». Ведь если оно способно порождать Вселенную, то оно уже не ничто, а нечто. И тогда мы обязаны применить к данному понятию ту же логическую процедуру проверки на противоречивость, что и  к понятию Природы, или понятию Бога. Но поскольку таким основанием не может быть ни чем не ограниченное случайное «творчество» Природы или Материи, то это обстоятельство снова убеждает нас в необходимости искать конкретное свойство, присущее определенным физическим, по всей вероятности, объектам. То есть вопрос может и должен быть поставлен в рамках научного метода: суммируем факты, анализируем их и описываем возникающий образ, который может объединить все эти явления как описание действия этого свойства.

Однако это далеко не единственные аргументы доказательства «научно открываемого Бога». В физике есть фундаментальный принцип – принцип стационарности действия. То есть действие, совершаемое физическими объектами, всегда происходит таким образом, что последствия его совершения имеют некое стационарное, единственное решение. Понятие действия было предложено Г. Лейбницем. Лейбниц вводил это понятие для описания такого мира, который должен быть истинным, так как в нем должно существовать неизбежное зло и максимум добра, то есть он этот мир должен был иметь по его представлениям некое общее основание, которым для Лейбница мог быть только Бог.

Вот что пишет о важной мировоззренческой функции этого принципа И.З. Цехмистро в своей книге «Холистическая философия науки»: «Вариационные принципы позволяют выделить истинное или реальное движение (изменение состояния) физической системы из неограниченной совокупности кинематически возможных, при тех же условиях движений или состояний ее. Это возможно благодаря тому, что вариационные принципы указывают некоторый признак истинного движения системы, состоящий в том, что для истинного движения определенная функция, зависящая от координат и их производных, дает экстремум по сравнению со всеми остальными движениями, совместимыми с заданными условиями. А именно: путем варьирования координат системы и их производных можно найти такую траекторию движения системы, для которой вариация указанной функции будет равна нулю, что … расценивается как признак истинности ее траектории. Таким образом, в вариационных принципах механики речь идет об экстремальных свойствах истинных движений или состояний в природе» (118). О какой истинности движений может идти речь в развивающейся Вселенной, основанной на одной случайности, на безосновном «фундаменте» ее творческой спонтанной активности? Предсказать поведение такой системы было бы в данном случае абсолютно невозможным.

 Об исключительности принципа стационарности действия свидетельствует возможность выведения (следования) из него (на общетеоретическом уровне) законов сохранения. И это вполне естественно, поскольку именно стационарность действия, как проявление основанности мира позволяет в каждый момент существования системы ожидать сохранения ее состояний и изменений, так как для их передачи существует реальная структурная основа.

Данный принцип был методологически настолько универсален (в силу всеобщности положенного в его основу философского свойства), что был успешно применен в других областях научного познания: «Это позволило де Бройлю сопоставить динамически возможные траектории движения частицы с лучами фазовых волн и, исходя из этой оптико-механической аналогии, развить волновую механику. Позже Шредингер положил принцип стационарности действия и идею оптико-механической аналогии в основу разработки математического аппарата квантовой механики… В отношении ОТО сам А. Эйнштейн указывал на возможность получить ее из «одного-единственного вариационного принципа». А своеобразная всеобщность величины действия приобретает в этой теории особо наглядную форму: в ней действие имеет смысл произведения плотности материи на четырехмерный объем пространства-времени» (124).

Однако и это далеко не все. Бурное развитие физики позволило в начале прошлого века заглянуть вглубь процессов микромира. И здесь ученых ждал неожиданный сюрприз. Оказалось, что если исходить из представлений о бесконечной множественности, бесконечной структурной делимости мира, то возникает непреодолимое противоречие. Это противоречие ярко проявилось в так называемой проблеме «ультрафиолетовой катастрофы». Дело в том, что состояние равновесия в изолированной системе «при сохранении постоянной температуры ее стенок, устанавливается равновесное состояние излучения, при котором для каждой определенной частоты колебаний энергия излучения, испускаемого стенками полости, в точности равна энергии излучения той же частоты, поглощенного стенками за это же время.

Оказалось, что описать это состояние невозможно, если исходить из традиционной исторической бесконечно множественной структуры мира. Равновесие при таком взгляде представляется абсолютно недостижимым: «…достижение состояния равновесия становится едва ли возможным, так как энергия излучения должна последовательно расходоваться бесконечно малыми порциями на возбуждение колебаний все более высоких частот. … С точки зрения теоретических расчетов состояние термодинамического равновесия между стенками полости и излучением может быть достигнуто не раньше, чем вся энергия излучения перейдет в ультрафиолетовую часть спектра. При чем, для насыщения этой части спектра излучения, находящегося в самой маленькой полости и при весьма обычных температурах, не хватило бы энергии, имеющейся во всем мире. Общая энергия, заключенная в полости, так же оказывается бесконечной» (127). Этот парадокс был назван «ультрафиолетовой катастрофой». М. Планк, используя статистические представления Больцмана, предположил, что «обмен между осцилляторами и излучением всегда совершается некоторыми, своими для каждой частоты, порциями» (129). Это привело к «появлению новой универсальной постоянной h, которая возникла в качестве коэффициента пропорциональности между величиной элементарной порции энергии излучения и его частотой. Физический же смысл постоянной Планка тогда состоял в непосредственном утверждении существования некоторой минимальной, конечной и далее неделимой величины действия в природе… Согласно физическому содержанию понятия действия, допущение в теорию кванта действия равносильно признанию физической неделимости мира в конечном счете, вернее, равносильно признанию того, что такая делимость имеет смысл не глубже того уровня, где эта величина становится существенной» (129-130).

Однако само наличие некоторой фундаментальной константы является при учете фундаментальности принципа действия, свидетельством не только отсутствия делимости мира далее определенного размера, но и свидетельством того, что такая константа не может возникнуть просто из целостной неделимой природы мира. Значит, мир не мог возникнуть ни из целого, ни из части целого, поэтому для всего мира надо искать только общий универсальный принцип, делающий его тем, чем он является – миром, проявляющим определенные закономерности своего бытия.

Открытие кванта действия и постоянной h устанавливает объективные границы минимальной размерности объектов, а так же дает конкретные параметры такой размерности. Так появляется понятие квантового объекта. Данный объект (точнее, событие) по определению не может иметь никаких выделяемых точек, он уникален и  неразложим. «По своему физическому смыслу введение константы h  есть не что иное, как введение предела для произвольного уменьшения величины размерности г*см2/сек, которая может быть расписана как произведение энергии на время или импульса на пространственное перемещение и т. п.» (153).

Еще одним из «научных» доказательств случайности и самозарождения мира считается применение вероятностных описаний. Для микрообъектов невозможно точно определить их местонахождение, или точные параметры всех наблюдаемых, и поэтому используется вероятностное описание этих объектов. Однако и здесь все обстоит с точностью до наоборот. Вероятность описания невозможна без наличия некоторой основы, которую можно разложить на множество элементов. Именно наличие такой основы и делает возможным само вероятностное описание, так как в ином случае мы бы имели вероятность равную – 0 или 1, что применительно к описанию всего мира как существующего, но хаотического, а значит и не структурирования равнялось бы его отсутствию, и о вероятности чего бы то ни было говорить было бы бессмысленно.

Самым простым и самым универсальным языком науки, является язык математики.

Как хорошо известно, еще Д. Гильберт в начала прошлого века высказал предположение о доказательстве непротиворечивости арифметики существенно финитными средствами. Однако «в 1931 г. К. Гедель опубликовал две теоремы, смысл которых заключается в установлении неосуществимости программы Гильберта по доказательству непротиворечивости арифметики финитными средствами. В теоремах Геделя речь идет об арифметике натуральных чисел, но ограничения, установленные им, имеют смысл и для арифметики вещественных числе и любой другой, расширенной или пополненной системы, содержащей в себе арифметику натуральных чисел.

В первой теореме Геделя доказывается, что если формализованная арифметика не противоречива, то в ней есть по крайней мере, одно такое предложение, которое не выводимо в ней вместе со своим отрицанием. Добавление этого предложения (или его отрицания) к системе аксиом в качестве новой аксиомы не спасет положения, ибо в расширенной таким образом формальной системе появляется новое неразрешимое предложение.

Согласно второй теореме Геделя непротиворечивость арифметики не может быть доказана средствами, формализуемыми в ней, т.е. именно финитными средствами. Для доказательства непротиворечивости арифметики натуральных чисел оказывается необходимым обращение к таким посылкам, которые выходят за рамки рассматриваемой системы и относятся к некоторой более богатой системе» [2].

В статье «Научна ли научная картина мира» В. Тростников пишет по этому поводу следующее: «Уже одного этого примера было бы достаточно, чтобы разрушить восходящее к Лейбницу и Декарту мнение, будто множество выводимых формул совпадает с множеством истинных формул. Но оставалась надежда, что выводимость лишь на немного меньше истинности, что недоказуемыми являются только экзотические формулы гёделевского типа, в которых зашифрованы утверждения, относящиеся к самим этим формулам. Но через пять лет был получен значительно более сильный результат - польский математик Тарский доказал, что само понятие истинности логически невыразимо. Это означает, что посылать дедуктивный метод на поиски истины - то же самое, что сказать ему: "Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". Теорема Тарского, включающая в себя теорему Гёделя как частное следствие, наталкивает на мысль, что различие между истинностью и выводимостью довольно значительно. Но установить, насколько оно велико, удалось только сравнительно недавно, после многолетней совместной работы математиков многих стран, регулярно обменивавшихся промежуточными результатами. Все математические формулы были вначале разбиты на классы сложности, причем таким образом, что они расширялись, то есть в каждом следующем классе имелись не только все формулы предыдущего класса, но и некоторые новые. Значит, тут при поднятии верхней границы сложности количество формул реально возрастает. Затем было показано, что множество выводимых формул целиком содержится в нулевом классе. И, наконец, доказано, что множество истинных формул не помещаются даже в тот предельный класс, который получается при стремлении показателя сложности к бесконечности. Известный математик Ю. Манин так прокомментировал эту ситуацию- "Выводимость находится на нижней ступеньке бесконечной лестницы, а истинность располагается где-то над всей лестницей"».

Таким образом речь идет о том, что доказать одновременную истинность и ложность одного и того же утверждения можно только в одном случае, в случае если бы этот мир не имел законов. Такой хаотический мир мог бы быть чем угодно, и в его объяснении не было бы ни какой логики и ни каких правил. Но следование законам логики требует существования таких оснований, которые  эти правила порождают. Поэтому нарушение законов вывода, то есть получение самоотрицательных утверждений при проверке самого понятия истинности приводит к противоречию, к фактической невозможности доказательства чего-либо исходя из предположения о случайности, неоснованности этого мира. В таком основанном мире истина не может быть только процессом, вне зависимости от ее содержания. Именно ощущение основанности мира и дает математикам интуитивную уверенность в возможности логического и математического описания действительности.

Но все это лишь логический итог неразрешимости той проблемы, которую поставила перед учеными созданная Г.Кантором теория множества всех множеств. Оказалось, что хотя на одной шкале можно разместить все возможные бесконечные множества, все равно этого недостаточно для того, чтобы описать все множество множеств, как не имеющее конкретного основания.

Однако в этой связи можно использовать следствия из теоремы Геделя и для доказательства невозможности возникновения сознания как результата случайного взаимодействия клеток мозга. Примерно о том же говорится и в книге Р. Пенроуза «Новый ум короля»: «Вспомним доводы, приведенные в гла­ве 4 в рамках доказательства теоремы Геделя и устанавливающие ее применимость к ре­шению вопроса о вычислимости. Там было показано, что какой бы (достаточно слож­ный) алгоритм ни использовал математик для установления математической истины или, что то же самое 1'1, какую бы формаль­ную систему он3) ни принял для задания своего критерия истинности — всегда най­дутся математические суждения, подобные сформулированному Геделем утверждению Pjt(fc) для системы (см. с. 98), на которые его алгоритм не сможет дать ответа. Если ум математика работает полностью алгорит­мически, то алгоритм (или формальная си­стема), которые он обычно использует для построения своих суждений, оказываются не в состоянии справиться с утверждением Р* (к), полученным с помощью его собствен­ного алгоритма. Тем не менее, мы можем (в принципе) понять, что P*(fc) на самом деле истинно] Этот факт, по всей видимо­сти, должен был бы указать ему на проти­воречие, поскольку он, как и мы, -не может не заметить его. А это, в свою очередь, может свидетельствовать о не-алгоритмическом ха­рактере его рассуждений!

В этом заключается суть довода, пред­ложенного Лукасом [1961] в поддержку точки зрения, согласно которой деятельность мозга не может быть полностью алгорит­мической, против которого, однако, время от времени выдвигались различные контр­доводы (см., например, Бенасерраф [1967], Гуд [1969], Льюис [1969, 1989], Хофштадтер [1981], Бови [1982]).

То есть, мысль не может принадлежать целиком только сознанию или самой себе и быть только мыслью о себе. Мысль явление вселенского масштаба, она принадлежит миру, и целиком определена тем основанием, свойством которого является способность ограничивать поле возможных действий совершаемый объектами нашего мира Поэтому не может быть мыслей не о мире. Только возможность основанности мира делает все объекты этого мира существующими друг для друга. Поэтому, например машина никогда не сможет мыслить, так как для этого она должна формировать образы мира, которые не могут быть выведены из заложенных в нее программ и аксиом. Компьютерная программа может только воспроизвести все возможные следствия или проверить на непротиворечивость те или иные действия или суждения. Но сама программа, или искусственный интеллект, или даже киборг никогда не сможет сформулировать ни одной аксиомы, так как невозможно создать разум, поскольку разум не есть сумма отдельных элементов, а является синтетическим объединением всех элементов сложной системы. Поэтому чтобы «создать» искусственный интеллект надо попросту зачать нового человека. А уж если подчеркнуть именно искусственность такого интеллекта, то можно абсолютно достоверно утверждать, что он уже создан и существует – это человек, работающий на компьютере и решающий с его помощью интеллектуальные задачи.  

В мире основанном, ничего нельзя создать, а можно лишь изменить его состояние. Но как заменить состояние такого огромного количества элементов входящих в живую систему другим набором элементов таким образом, чтобы они образовали в итоге нашего вмешательства систему сложнейших взаимодействий, результатом которых станет формирование сложнейшей самосохраняющейся информационной системы? Представить это можно только в беспочвенных фантазиях, как и то, что человек, когда-либо станет равным самой Природе. Это исключено самим фактом основанности бытия мира. Все ключи от мира находятся за гранью наших возможностей, и не могут принадлежать ни человеку, ни чему-либо еще – а могут существовать только как неизменная данность. Преобразуя электрические и механические взаимодействия, мы только используем внешние процессы для передачи им части внутренних функций сознания. Способность этих процессов повторять основные событийные последовательности, выделенные нами в сознании, еще раз свидетельствует о невозможности самопроизвольного возникновения мысли, а только ее отражения и переложения на понятный для познающих субъектов язык.

Поскольку мир по всей вероятности обладает такой единой основой, то и все его объекты существуют друг для друга как индивидуальные сущности. Только обладающее единым основанием, а не отдавшее эту функцию чему-то иному может обнаруживать свою основанность и наличие для всего остального. Именно об этом свидетельствует способность к познанию. Мог бы существовать разум в такой Вселенной, которая бы возникла случайно и была бы познаваема через непосредственное участие в ее творении? Едва ли. Если бы наше познание было равно творению знаний, то мы бы имели не знания, а случайный набор образов, которые бы ничего не отражали, кроме самих себя (вроде алфавитного, если вспомнить рассуждения А. Эйнштейна). Поэтому и существование разума тоже свидетельствует о существовании такого свойства, которое обеспечивает единство законов мира, а, следовательно, и его познание как мира имеющего некое основание.

Еще одним свидетельством может служить наличие взаимопонимания между людьми, так как мы способны понимать себя и других. Это значит, что мы в своем сознании имеем одну и туже картину мира, один и тот же источник образов. И поэтому на основании единой основы нашего знания мы можем понимать, о чем идет речь в  наших посланиях друг другу. 

Много возражений со стороны верующих раздается в адрес дарвиновской теории развития живых организмов. Наиболее конструктивная критика направлена не против того, что в природе есть эволюция видов вообще (креационизм) (эволюция как понятие и относится только к форме изменений живой материи), а против вульгарного понимания эволюции как абсолютно случайного процесса. Однако случайность для выживания видов играет существенную роль, и это признается всеми учеными. Так падение метеоритов, и других катастрофических изменений среды обитания, неоднократно приводили к гибели одних видов и появлению других. Есть прямые доказательства, что и живая природа не играет в кости, что выбор происходит, хотя и не запрограммировано, но всегда вписывается в некоторое поле возможностей, часть которых и реализуется в свойствах изменяющегося и возникающего в результате эволюции вида. Именно поэтому мутации всегда «направлены».

Поражает воображение не только разнообразие, но и взаимная «пригнанность» одних форм живого к другим, и общая их встроенность во все процессы, происходящие на планете. Поэтому одной возможности случайной реализации тех или иных форм существующего недостаточно. Речь в данном случае может идти о проявлении все того же свойства, которое объединяется все объекты мира. Эта способность не только наделяет существованием все объекты сами по себе, но и делает эти объекты существующими для других объектов, а это определяет диапазон их ответных реакций.

 По словам Диакона Андрея Кураева – профессора Московской Духовной Академии, члена Синодальной Богословской Комиссии,  Бог создал человека не из мертвой материи, а из уже «живой», подготовленной для создания человека, «глины». Вот что он пишет по этому поводу в своей работе «Эволюционизм»: «Если мы обратимся собственно к библейским словам, то там стоит адамах. Это слово может быть прочитано по-разному. Обычно считается, что слово адамах, от которого затем произойдет имя Адам, означает глина. Но что такое глина, особенно для земледельца? У любых толкователей мы прочитаем, что речь идет о некой красноватой земле, красноватой глине. Еврейский язык знал несколько слов для обозначения разных видов земли. Целина, земля, сама по себе приносящая плод, называется садэх. Земная поверхность – эрец. Адамах - это обработанная, вспаханная земля. Плуг земледельца, пройдя, выворотил изнанку земли. Потому и человек называется красным (адам), что изнанка у него красная. У ближневосточных народов отнюдь не красная кожа, но кровь и внутренности у всех людей на земле одинакового цвета».

 Из его слов следует, что мир, в котором происходит акт творения, не является чуждым Богу, а наоборот Бог есть в каждом объекте творения, и поэтому все живое, и человек в том числе, не может быть вне Бога. Если заменить религиозную форму выражения этой мысли на рациональную, то она будет выглядеть следующим образом: все в мире подчинено законам, и ничто не является случайным, но именно поэтому все, и появление всего живого и новых видов, должно иметь свою основу и свои законы, которые можно открыть. Каждый уровень живого имеет свои повторяющиеся черты, и эти законы не могут возникать в процессе эволюции, они должны быть как бы «предусмотрены» изначально, и только в этом случае все живое будет иметь возможность развиваться, эволюционировать.

Живое окружено живым и неживым, и приспособление к своему окружению – неизбежная реальность. Поэтому если некая мутация расширяет спектр приспособительных реакции, то такое качество будет закреплено и даст начало новому виду, тогда как значительная часть случайных (но в рамках определенных возможностей для их возникновения) мутаций, приводящих  и изменения свойств живых организмов вообще не принимается эволюцией в расчет. И только в том случае если данное изменение повышает уровень приспособленности организма, только тогда он становится фактом, событием эволюции. Чего, конечно же, невозможно было бы представить, если бы эволюция живых организмов происходила случайно, или если бы она не была ограничена четким объективными рамками, заданными объективными свойствами конкретной среды и особенностями строения самих живых организмов, ведущих борьбу за свое существование. Только при условии основанности мира можно рассчитывать, на то, что в нем возникнет биологическая эволюция (и только по отношению к живому понятие «эволюция» имеет хоть какой то научный смысл), как структурный процесс, как процесс накопления приспособительных реакции. Ведь то, что все виды каким-то образом приспособлены к конкретной среде, это научный факт, как и научный факт, что например человек может менять саму среду, делая ее пригодной для своего существования, не изменяя своей видовой принадлежности.

Очень большой опыт по изменчивости и эволюции накоплен в  вирусологии. Именно эволюция вируса СПИДа происходящая с ним постоянно через отбор резистентных к лекарствам штаммов подтверждает существование особого механизма мутаций, которые ни коим образом не являются случайными, но которые в тоже время полностью ограничены рамками самой среды и тех внешних и воздействий, которые требуют соответствующих изменений в структуре вируса для того чтобы он мог выжить в организме человека.

Поразительная целесообразность живого является объективным следствием существования образа мира у любой живой и не живой системы. Только для каждой системы существует своя сложность этого образа. Поэтому только в этом смысле все изменения идущие от организма и встраивающие его в ту или иную среду, «направлены», так как уже подразумевают наличие конкретных свойств окружающей реальности. Что касается биологической эволюции, т.е. развития живого, то это не процесс сложения из простого сложного, а процесс усложнения информационной, онтологической природы живых объектов применительно к тем условиям, которые позволяют данным процессам приобретать видимую целесообразность форм. Отбор в данном случае есть механизм применения ограничений накладываемых на этот процесс теми условиями, которые заданы естественными факторами. А сама жизнь, сама изменчивость не есть проявление механического или целесообразного отбора, а являются проявлением существования образа мира (и среды) у живых объектов (включая и образ собственных процессов). Именно это делает процесс изменения «направленным», «целесообразным», имеющим «план».

В тоже время становится понятным утверждение религиозных ученых об одновременном создании всех видов. Живое не может обмениваться своим опытом с другими живыми объектами, этот опыт непосредственно непередаваем. Поэтому, совершенствуя собственную информационную и эволюционную структуру, все виды отделены друг от друга непроходимой границей. Поэтому нельзя историю развития видов на Земле воспринимать как процесс линейный. Каждый вид имеет свою только ему принадлежащую филогенетическую историю, хотя это не отрицает существования у разных видов близких друг к другу по генетическим признакам наличия в основании общего предка. Последнее подтверждается современными исследованиями ДНК. Информация  закодированная в различных блоках цепочки образует определенные пакеты, которые совпадают с пакетами генетических цепочек у  различных живых существ. Это свидетельствует о существовании единой основы для возникновения живого, не случайности, основанности всего живого, а следовательно и возможности познания единых  для живого закономерностей. За данное открытие его автору в 1995 году была присуждена Нобелевская прения по биологии.

Одним из больных вопросов является вопрос о сущности живого и о причинах его возникновения на Земле и возможностях существования в Космосе. Исходя из представлений о случайном самозарождении жизни, или об ее внешнем по отношению к естественным причинам происхождению (по воле Бога),  совершенно невозможно объяснить эволюцию организмов и наличие у биологических объектов особых законов функционирования. В обоих случаях, ни о какой закономерности процессов и их познаваемости, как и о самом существовании живых систем не может идти речи. Как свидетельствуют простые расчеты, если собрать все атомы конечной Вселенной и заставить их взаимодействовать друг с другом таким образом, чтобы случайно возникла молекула ДНК, то и таким образом для возникновения молекулы жизни не хватило бы времени, так как протоны составляющие атомы успели бы распасться, не реализовав и триллионной доли попыток. Так же по мнению Ф. Хойла вероятность самосборки молекулы ДНК равна вероятности того, то ураган пронесшийся над свалкой может создать Боинг-747. При этом, однако, следует учитывать, что живой объект действует исходя из образа мира, поскольку и сам обладает бытием, то есть является частью мира и поэтому оказывает воздействие на все с чем взаимодействует и способен накапливать «опыт» таких взаимодействий.

Говоря о живом, мы в первую очередь должны помнить, что речь идет о сложноорганизованных многоустойчивых системах. Такие системы обладают большой степенью внутренней свободы и возможностью изменяться в процессе своего существования, и не только необратимо, но и обратимо. Такие обратимые процессы свойственны физической реальности и могут порождать обратимые изменения сложных систем, чье формирование было связано с такой формой реагирования как цикличность процессов. Поэтому возникновение устойчивых образований обладающих способностью повторять в своей структурной матрице (набор реакций и катализаторов) эту цикличность не является чем-то случайным и уникальным. Последние научные данные свидетельствуют о том, что живое и до сих пор существует в трубах гидротермальных источников, а так же может и сегодня образовываться в них. Способность таких структур, обзаведшихся в процессе циклической деятельности термальных источников собственной мембраной (пленкой) поддерживать присущую им изначально цикличность и служит основной причиной образования живых систем, то есть способных самоизменяться обратимо.

Накапливая соответствующую «информацию» об окружающей среде, данные объекты вполне могут подстраиваться под нее не теряя при этом свойств обратимости. Получение такой устойчивой формы реагирования возможно только при условии наличия у всех происходящих на планете процессов устойчивой и единой основы.

Из этого можно сделать глубокие мировоззренческие выводы. Например, такие, что жизнь не является уникальным в смысле возможности ее зарождения явлением, что ее существование в Космосе предопределено самой способностью мира к существованию. Так появление Разума может быть вполне удовлетворительно объяснено тем, что сложность живой системы не столь велика и ограничена определенным набором реакций, которые могут быть использованы самой системой для более эффективного анализа входящих сигналов, что в процессе эволюции и отбора по этому признаку может привести к появлению универсального по отношению к самому себе как объекту существа. Главным его отличием может являться преобладание в его поведении реакций, обусловленных именно использованием своего собственного тела и сознания в качестве универсального инструмента для выживания. Овладение реакциями как собственными так обусловленными средой с преобразованием их в особую систему отношений и механизмов, и делает возможным формирование на этом фундаменте такого явления как разумная форма существования живого.

С другой стороны тоже свойство накладывает жесткие ограничения на возможности проявления разумной деятельности, так как она не может быть перенесена на другой носитель, не может быть искусственно «создана», «сотворена», и в силу этого живое как основа разумного прочно связано с местом своего появления и существования. Разумное (как и живое) не может существовать без всего комплекса отношений, в рамках которого оно сформировалось. И в этом смысле оно обладает относительной свободой. То есть вся деятельность Разума ограничена естественными изначально существующими формами бытия объектов мира и той средой, которая стала его колыбелью. Это является единственной безусловной причиной отсутствия Космических Чудес.

Возможность быть основанными, иметь основу, независящую от воли субъектов бытия и познания,  относится и к социальным процессам. Если мы не видим общих закономерностей исторического процесса, если мы не можем пока сформулировать его главную аксиому, то это не значит, что этот процесс хаотичен, что ему не свойственен определенный «замысел» определенная последовательность переходных состояний. Идея всеобщего блага прямо свидетельствует о том, что такие законы существуют, и основа этих законов заложена «Словом», наличием такого свойства, которое делает бытие мира возможным. Нет ничего, чтобы не было связано со свойством мира быть. Значит и в стремлении человека к личному совершенству или к общественному благу заложен определенный объективный смысл, который интуитивно обнаруживается во всех этих процессах в результате анализирования человеком его собственного опыта. Именно в этом смысле анализ опыта выше анализа чисто дедуктивного, научного.

Историческая наука на данный момент имеет несколько концепций мировой истории. Но ни одна из концепций не может пока объяснить причины, которые формируют социальные изменения. Но вся логика существования человеческих Цивилизаций говорит о том, что все они проходят в своем развитии от рождения до гибели определенный путь, который имеет собственную логику, наличие каковой было бы невозможно ожидать, если бы не существование общей основы для формирования человеческих форм коллективного бытия. Все даже разделенные океанами цивилизации создают одни и те же формы самоуправления, одни и те же формы социальной организации. Поэтому и взаимодействие между различными цивилизациями или государствами происходит через определенные инструменты: диалог, демонстрация силы, вооруженное вторжение, защита от вторжения, переговоры, союзы, торговые связи, культурные обмены.

То есть вся история есть такой процесс, который сохраняет свое своеобразие, свою специфику как уникальную и устойчивую. Поэтому ни о каком случайном выборе социальной формы бытия и организации людей говорить не приходится. Однако именно не понимание объективной основы для подобной формы существования объектов наделенных разумом и объединенных одной видовой общностью и приводит отдельных историков к провозглашению «конца истории». К «концу» истории ведет только наше не желание и неумение находить логику истории в тех событиях, которые существуют объективно, и чья связь скрыта для нашего разума под видом случайного. Однако доказательством не случайности всего случайного является наше представление о том идеале социального «рая», который присутствует в нашем сознании независимо от того, каких взглядов на исторический процесс мы придерживаемся.

 

Перечень подобных предпосылок и научных доказательств существования основы, а значит и предмета для научной постановки проблемы формулирования ее определения можно продолжать довольно долго. Этому вопросу можно посвятить не один десяток научных книг по каждой области научного познания. Нашей целью было только желание показать, что такая постановка вопроса объективно существует, что свойство мира иметь основу, которая делает бытие мира возможным, может быть познано, так как оно является неотъемлемой частью самого мира. Поэтому самой главной задачей для науки сегодня должна стать проблема его определения. Именно применив к его выведению метод восхождения от абстрактного к конкретному, метод единства исторического и логического, а так же проверив его на предмет истинности, выводимых на его основе следствий, мы можем сделать это свойство объектом научного познания.

Религия, насколько мы могли убедиться, остается пока единственным прибежищем истины в этом вопросе, так как только в ней сохраняется видимость присутствия и возможность обнаружения ответа. И не ученым обижаться на нее за то, что она пользуется своими критериями истинности. Наука не смогла за все время своего существования выполнить аналогичную задачу. Поэтому самым главным аргументом для любого человека, в том числе и ученого, что бы он ни говорил о своем неверии в символы веры, остается его личный религиозны опыт: «Бытие Бога и является фактом, проверенным «еще и еще» бесчисленное множество раз. Люди разных исторических эпох, с глубокой древности и до наших дней включительно, различных рас, национальностей, языков, культур, уровней образования и воспитания, часто ничего не зная друг о друге, с поразительным единодушием свидетельствуют о реальном, невыразимом, глубочайшем личном переживании Бога — именно переживании Бога, а не просто «чего-то сверхъестественного», мистического».

 

 

Символ научной веры

 

В образе Бога заключено объективное содержание , которое позволяет как богословам, так и ученым пользоваться им для построения картины мира. При помощи религиозного определения за всю историю существования христианства уже получены значительные научные результаты и сделаны выдающиеся открытия. Имена великих ученых, являвшихся религиозными людьми по своему мировоззрению, свидетельствуют о том, что данный принцип в тех или иных его вариантах оказал позитивное влияние на результат их научной деятельности. Даже и сегодня часть ученых приходят от научных и атеистических преставлений к этому символу веры, несмотря на свою приверженность научным методам познания мира.

Приведенные доказательства основанности мира, то есть проявления действия данного свойства, свидетельствует о фундаментальности предлагаемого образа, но в тоже время и о недостаточности самой формы такого выражения его смысла. Так форма вступает в противоречие с содержанием, и отчасти само содержание искажается той формой, которая идет от образа, как антропоморфного, несущего на себе собственные ограничения как аналога чего-то индивидуального, единичного, персонифицированного. Научные же определения свободны от такого влияния и могут быть нейтральны по отношению к побочным факторам их появления и использования.

С другой стороны объяснение и доказательства истинности данного утверждения о мире как сотворенном Богом сводятся в основном к обращению к букве Священного Писания. А это в век, когда научные формы отражения мира отодвинули в тень мифологические и религиозные, является явным анахронизмом. Даже глубоко верующие люди должны делать над собой усилие, чтобы перейти от одного понимания, от одной культурной традиции описания и восприятия действительности, к другой. Все это вызывает справедливую критику со стороны научного сообщества в лице его рационально мыслящих представителей, что не может не оказывать отрицательного воздействия на авторитет Церкви. Поэтому сегодня и сами религиозные деятели не чуждаются научных изысканий и активно «переводят» научные открытия на язык Откровения. Однако результаты этих попыток выглядят курьезными, и приводят еще к большему дефициту доверия к словам церковных авторитетов. Все это не может не свидетельствовать о необходимости кардинального изменения отношения к задаче определения символа веры, как в среде верующих, так и в среде рационально мыслящих людей.

Поэтому вопрос переопределения символа веры и перевода его смысла на рациональный язык, является сегодня первостепенным для  успешного формирования единой научной картины мира.

Процедура этого переопределения должна соответствовать описанию общих признаков действия свойства, которое не может быть объяснено и сведено к другим частным закономерностям и чья суммарная образная сущность представлена в мышлении в форме индивидуального образа. Оно как наифундаментальнейшее вообще не может, как впрочем и все законы частных наук, быть выведено из чего бы то ни было. Оно может быть только обнаружено как данность, не требующая объяснения и доказательств.

Наука предлагает в качестве альтернативного свой символ веры.

В статье «Наука и религия: почему я христианин?» Ю.И. Кулаков по этому поводу пишет следующее: «С точки зрения традиционной науки Вселенная представляет собой замкнутую, самоорганизующуюся и саморегулирующуюся систему, в которой все происходящие процессы имеют полностью алгоритмический характер, идут "сами по себе" без всякого внешнего вмешательства и могут быть описаны динамическими и статистическими законами. Другими словами, Вселенная - это мир, детерминированный динамическими и статистическими законами и только ими, принципиально лишенный чего бы то ни было внешнего по отношению к нему: это мир, частицей которого являемся и мы сами, мир, в принципе познаваемый нами. Этот мир в силу каких-то еще неясных законов творит себя сам и никто не вмешивается в него извне и не наблюдает за ним ни сострадающе, ни равнодушно. И человек, являясь "органом самопознания мира", в силу того только, что он – частица этого мира, осознает свою роль творца и ставит перед собой цель его переделки и совершенствования [4].

Главной задачей познания традиционная наука считает открытие законов, управляющих Вселенной. Конечной целью исторического процесса является покорение природы разгадавшим ее законы человеком.

Таков основной "символ веры" традиционной науки».

Как уже было показано, такой символ веры, и с чем согласен Ю.И. Кулаков ,не может быть признан в качестве научного. Все научное содержание его сводится к отрицанию религиозного символа веры, и замене религиозного понятия Бога, другим взятым из научной практики понятием. Поэтому научное по форме, определение символа веры является религиозным по сути, но само содержание его намного более бедно по сравнению с содержанием, заложенным в образе Бога.

В этом смысле некоторые ученые полностью подтверждает поговорку «верую ибо нелепо», так как в основании их мировоззрений лежит религиозный по содержанию и наукообразный по форме принцип основанности мира. Да и сами методы доказательства его истинности не имеют ничего общего с научными методами, так как не подразумевают возможность проверки. Символ веры предлагаемый наукой и выраженный в пантеистической философии не верифицируем, так как по определению все в мире случайно.

В чем же дело, почему люди наделенные столь развитым критическим мышление и особенно щепетильные к проблеме истинности и доказательства в науке, в  этом вопросе закрывают глаза на явные нелепости.

Человеку свойственно верить или не верить, когда он  задумывается о своем будущем, о правильности своих представлений о сущем, о перспективах деятельности, или о тех угрозах, которые его подстерегают извне и изнутри. Вера есть явление психологическое. Она представляет собой переживание по поводу существования обоснованного плана реализации задуманного и является эмоциональным выражением убеждения в правильности и обоснованности этого плана. Когда такой план обладает той степенью достоверности, которая убедительна для ее носителя, то возникает чувство уверенности, которое придает действиям человека особый динамизм и продуктивность. Наличие же проблем, связанных с его неполнотой и отсутствием необходимых знаний, для построения целостной картины, вызывает чувство неуверенности, мешает реализации задуманного, и создает внутренний психологический дискомфорт. То есть знание позволяет нам чувствовать себя более защищенными в условиях  неизвестности, которая подстерегает человека на каждом шагу, как определенная мера необходимости и случайности. Иными словами в обычном контексте мы воспринимаем веру как необходимое условие целеполагания, то есть как нечто имеющее отношение к активности нашей психики.

Феномен религиозной веры связан с определенным знанием. Это знание в основном охватывает только один круг проблем, и ограничивается использованием только одного источника для произведения соответствующих следствий.

Опираясь на определенные формы опыта мы, конечно же, хотим чувствовать себя застрахованными от случайностей, но одно дело случайность как что-то непредвиденное, но понятное и предсказуемое, а другое дело наше незнание, связанное с невозможностью построить перед собой такой наглядный образ мира, который бы не имел существенных изъянов, связанных с отсутствием достоверного знания об определенных свойствах окружающих нас объектов. Имея в качестве картины не достаточно полный образ мира, мы вынуждены искать способы устранения этого недостатка, так как он порождает неуверенность и чувство незащищенности. Любая вера устраняет страх перед неизведанным, дает объяснение тому, что нас тревожит, и тем самым устраняет дискомфорт связанный с невозможностью получения достоверного знания рациональными средствами.   Доказательством этого предположения может быть тот факт, что мы не нуждаемся ни в каких особых символах веры кроме знаний, например чтобы сделать какую-то работу, или для решения бытовых или иных задач.

Даже в если мы хотим быть людьми нравственными или прожить жизнь в соответствии с общечеловеческими идеалами, то для этого совершенно не обязательно бояться мук Страшного Суда, или наступления Апокалипсиса. Огромное число людей являются по образу жизни примерными христианами, хотя не являются верующими людьми. Это вполне объяснимо с точки зрения существования таких форм общественного и индивидуального саморегулирования, которые были восприняты ими как должное, вошли в привычку, были осознанны как разумные. То же самое относится и к знанию особенностей внутренней духовной, физической или психологической культуры поведения. Когда мы что-то знаем, или нам кажется, что мы это знаем, то необходимости верить во что-то еще кроме известного не возникает.

В силу того, что почти во всех областях научного познания сегодня безраздельно господствуют научные формы описания объектов и их свойств, ученые уже не обращаются ни к Священному писанию, ни к Откровениям,  ни к мистическому опыту, а используют только научные методы. И в том, что касается объекта их научного интереса и способов его познания, они не нуждаются в религиозной вере и в ее символах как специальных обосновывающих ее постулатах, и подтверждающих их Откровений. Если остаются такие области, которые еще не познаны, то они постепенно познаются и проблема устраняется, и вера в наличие особой силы, или особых свойств не требуется.

Однако не все проблемы наукой решены. Так не смотря на огромный исторический период прошедший с момента ее постановки, проблема рационального описания свойства основанности мира наукой не решена до сих пор. И поскольку научный символ веры как мы могли убедиться, имеет существенные изъяны именно как логически противоречивый и вторичный по своей сущности, то религиозный символ веры в образной форме дает более полное и адекватное представление о сущности этого свойства, чем и закрывает зияющую пустоту научной картины. Потому религиозные Символы Веры не потеряли своей актуальности и до сих пор. И это на интуитивном уровне сказывается таким образом, что хочет того или нет ученый, ставящий перед собой задачу объяснения этого свойства, на выходе в силу того, что его решение лишь не лучшая замена религиозного ответа, получается еще один вариант естественно научного Бога.

Особая значимость этого закона связана не с тем, что он занимает какое-то особое место в иерархии законов, а с тем, что в силу его фундаментальности без его адекватной формулировки наша картина мира существенно не полна и имеет незавершенный вид. Именно это обстоятельство и делает эту проблему главной научной и мировоззренческой проблемой.

Сложность получения самого определения была и до последнего времени вызвана техническими трудностями исследования таких структурных уровней объектов, которые недоступны непосредственно органам чувств. С развитием же науки и совершенствованием исследовательских инструментов проблема эта частично была решена, и сегодня мы можем уверенно сказать, что суть проблематики, вызывающей подобные следствия ограничена задачей описания конкретного физического свойства. То есть речь если исходить из понимания данной закономерности как существующей (поскольку всеобщее не существует по определению), а, следовательно, являющейся сугубо частной, должна идти о фундаментальном свойстве, которое лежит в основании всех глобальных процессов происходящих в мире. Но поскольку ни одна известная науке закономерность не способна отвечать за структурные свойства мира, за его способность наличествовать, то сам факт отсутствия ответа и является главной причиной, которая заставляет всех мыслящих людей искать способ и средства заполнить существующую пустоту. Собственно этим и вызван особый драматизм ситуации. За долгие годы застоя в этой области сформировался миф о неразрешимости вопроса, о его «вечности». Проведенный анализ позволяет утверждать, что это не так.

Заполнение зияющей пустоты должно происходить по всему «фронту» приложения этого свойства: начиная с формулировки самого понятия, его следствий, и заканчивая онтологизацией, то есть закреплением за определенным участком картинны мира специфического и недостающего ее содержания. Именно этим и определяется всеохватность образа Бога и развивающих его понятий-образов как Творец, Божественные энергии, Личность и Слово.

Религия тем самым полностью охватывает весь спектр возможных процедур, и науке остается только иметь соответствующую степень осведомленности в этом вопросе, чтобы начать его последовательную разработку.

Дав определение свойству, как связанному с фундаментальными законами нашей физической реальности, поскольку его действие сказывается на всем, и не ограничивается только отношениями определенной группы объектов, мы можем получить те следствия, с помощью которых можно достроить картину мира, и снять остроту проблемы, возникающей из-за отсутствия такого определения. Тем самым психологический фактор неизвестности, неполноты, неуверенности в законности наших представлений о том, чего можно ожидать исходя из картины того мира, который возникает на основании наших знаний, может быть устранен.

Символ веры в религии сегодня единственное целостное решение проблемы объяснения не познанной рационально закономерности. Символ веры дает нам возможность игнорировать недостатки картины мира, и отчасти пользоваться содержательными свойствами данного образа искомого свойства. Когда же будет представлено само определение, которое будет адекватно описывать действие этого свойства, тогда наличие символа веры, будь то религиозный или научный символы, станет излишним. Но для этого нужно сначала дать такое определение.

Но, даже не имея самого определения данного фундаментального свойства, мы можем уже сейчас, локализовав область нашего незнания, представить, как будет выглядеть это решение. Во-первых, оно будет содержать определение фундаментального закона. Во-вторых, на основании этого закона будут получены следствия, которые дополнят существующую картину мира, в-третьих мы устраним онтологическую пустоту, которая ассоциируется с той частью картины, которая формируется на основании наших знаний о мире (т.е. памятуя о том, что ничего из сущего не может быть вне сущего), в-четвертых, будет заполнена методологическая ниша, относящаяся к метатеоретической роли данного закона, т.е. будет подтверждено, что данная «сущность» есть закон, и даже в этом смысле не может быть вне бытия, вне того окна, которое для нас и есть мир как некий объект нашего мышления и часть картины мира.

Уже из этой схемы видно, что элементы религиозного символа можно распределить в соответствии с обозначенными секторами. Так самому закону будет соответствовать понятие Божественных энергий, его фундаментальности –  понятие Личности (то есть того, что делает мир наличным, существующим в форме объектов). Участок картины мира, достроенный при помощи этого свойства будет тем, что мы определяем как Бога. Понятие Слова будет соответствовать факту проявления данного закона как изначального, не относящегося к бытию, то есть тому что проявляет себя через бытие, но не тождественно ему.

Исходя из всего сказанного и из анализа приведенных и не ставших предметом рассмотрения научных фактов можно сделать следующее определение символа Научной Веры:

все сущее обладает основанием. Под «основанием» понимается обнаружение фундаментального свойства, то есть такого частного свойства, которое существует предвечно, то есть не имеет отношения к миру, но которое обеспечивает его  и всего сущего наличие самим фактом своей предзаданности, изначальности.

Основанность есть символ того, что не требует для своего существования никакой причины, и не может быть ни чьим следствием. Такими свойствами могут обладать только сами закономерности  этого мира, как то, что нельзя персонифицировать, то есть задать вопрос зачем иди для чего. «Слово» есть образное символическое определение факта существования такого закона (но не его самого, как некоего объекта), как основного для нашего мира, как фундаментального. То есть речь идет об определении именно фундаментального физического закона. Тем самым обнаруживаемая структурная основанность мира ни коим образом не рассматривается как реально существующий объект познания, а только как данность, как аксиома.

Мир таков, потому что он таков. Все содержательное принадлежит только отношениям объектов в нашем сознании, и в нем себя обнаруживает.

Таково развернутое определение символа научной веры. Положительный результатом его обнародования можно назвать рационально обоснованную уверенность в возможности получения самого знания об искомом свойстве как именно научного, и существование возможности получить его понятийное определение. Но само определение фундаментального закона, делающего мир структурным, и на основании которого можно построить более точную картину мира, а  так же представить себе перспективы нашего возможного будущего – все это остается за рамками данной статьи.

На данный момент единственное достаточно развернутое определение искомого фундаментального закона дано в следующих работах: С.И. Кравченко «Структура действия», И.М.Крылов, С.И. Кравченко «Философия действительности».

 

 

* * *

Как мы видим, религия и наука не являются противницами друг друга. Вот что пишет по этому поводу А. Старобинский в предисловии к  книге Дж. Шредера «Шесть дней Творения и Большой Взрыв»:

«Развитие квантовой физики и теории релятивистской гравитации привело к открытию принципиальных внутренних ограничений в физике микро- и макромира; наука оказалась вовсе не всемогущей (даже в сфере мысленных экспериментов). Продолжим начатую цитату, чтобы убедиться, как хорошо понимал это А. Грин много лет назад: "Но, взвесив и разложив все, что было тому доступно, наука вновь подошла к силам, недоступным исследованию, ибо они - в корне, в своей сущности - ничто, давшее Все". И далее, как результат этого: "... религия и наука сошлись вновь на том месте, с какого первоначально удалились в разные стороны, и они смотрят теперь друг другу в лицо»».  

Однако наука,  как преемница религиозной формы познания мира не смогла пока по официальным представлениям привнести в решение проблемы формулирования постулата научной веры нового содержания. Поэтому до сих пор религиозная форма описания этого закона является единственной более всех других адекватно отражающей его реальное содержание (более намекая на его существование). Появление полноценного научного определения данного физического фундаментального закона сделает возможным окончательное восстановление исторической справедливости и устранение многовековой разобщенности носителей двух самых массовых форм мировоззрения, а так же в исторической перспективе устранит противостояние религиозной и научной форм идеологий, что будет способствовать построению на основе единого мировоззрения справедливого общества, как цели имеющей под собой объективное основание.

 

© Игорь Крылов, 2006г.

Hosted by uCoz